Шрифт:
Закладка:
В России царствовали Елизавета Петровна (1741–1762 гг.) и Екатерина II (1762–1796 гг.)[713]. У османов же была Кесем-султан.
Она стала регентом после восшествия на престол Мехмеда IV. В то время как великий визирь отвечал за повседневные имперские дела и руководил армией, валиде-султан и главный евнух управляли домашним хозяйством и дворцом. С уменьшением значения султана и усилением роли женщин османской королевской семьи, в начале правления Мехмеда IV, Кесем-султан и мать Мехмеда IV, Хатидже Турхан-султан, соревновались за право быть регентом. Первая выиграла первоначальный конкурс. Две женщины продолжали бороться за власть во дворце вместе с главным евнухом гарема.
Слабый султанат и постоянные столкновения между валиде-султан, великим визирем и главным евнухом означали, что янычары были могущественной фракцией при дворе[714]. Они могли назначать или смещать султанов по своему желанию. За первые восемь лет правления Мехмеда IV они поднимали восстания девять раз, и великий визирь большую часть своего пребывания на посту пыталася обуздать элитную военную силу. Хотя к тому времени императору уже не требовалось демонстрировать мужские добродетели, это не означало, что все члены высших слоев общества были довольны влиянием янычар или возвышением валиде-султан и главного евнуха. Некоторые жаждали возвращения султанской демонстрации мужской силы посредством войны. Подобное могло бы послужить объединяющим призывом для тех, кому не нравились новые правители.
В 1651 г. дворцовая стража, поддерживавшая молодую мать Мехмеда IV, Турхан Хатидже-султан, задушила семидесятилетнюю Кесем-султан, возможно, ее собственными косами. После этого новообращенная русская пленница стала регентом Мехмеда IV. Валиде-султан всегда была на его стороне. Она присутствовала при встрече Мехмеда IV с великим визирем, задавая вопросы или отвечая на них[715].
Женщина не останавливалась ни перед чем, чтобы возглавить династию и взять на себя ответственность за благополучие ее имени. Письма великих визирей, обычно адресованные султану, вместо этого направлялись его матери-регентше. Валиде-султан была реальным лицом, принимающим решения, и фактическим правителем[716]. Даже когда императору исполнилось двенадцать лет, Турхан Хатидже-султан заявила: «Мой лев все еще львенок»[717].
Многие выступали против нее из-за юного возраста. Женщин в возрасте уважали и предоставляли им большую свободу, поскольку они уже не могли рожать детей. Молодые женщины, напротив, считались недостаточно зрелыми, чтобы уметь контролировать себя и концентрироваться на важных вопросах, не связанных с сексом. Для завоевания престижа и укрепления благочестивого имиджа Турхан Хатидже-султан достроила Новую мечеть (Ени Джами) в Стамбуле. Это самый большой комплекс царских усыпальниц, почетное место в котором занимал большой мавзолей Турхан-султан и расположенный неподалеку Египетский базар[718]. Она оплатила ремонт двух крепостей на Галлиполи, полуострове в Эгейском море и Дарданеллах, охраняющих вход в Мраморное море и Стамбул, и построила там мечети, школы, общественные бани, казармы, магазины и рынки[719]. Начиная с 1656 г. власти Турхан Хатидже-султан бросил вызов первый из многих мужчин семьи Кепрюлю, находившихся на дворцовой службе. Мехмед Кепрюлю занимал пост великого визиря до 1661 г. Пять лет его пребывания на посту были отмечены репрессиями, а также жесткой бюджетной экономией. Он даже приказал казнить греческого православного патриарха Парфения III в 1657 г.
Кроме него против Турхан Хатидже-султан выступил и ее собственный сын. Неожиданно, когда в 1663 г. Мехмеду IV исполнилось двадцать лет, он попытался освободиться от влияния женщин-регентов и великих визирей[720]. В двадцать два года он переехал в старую столицу османских гази – Эдирне. Правитель стремился вернуться к прежней модели благочестивого, подвижного, добродетельного, мужественного султана – святого воина, ведущего кампании в Европе. В течение двух десятилетий после того, как он переехал в Эдирне, на Мехмеда работал официальный летописец и несколько авторов книг о его завоеваниях.
Они пропагандировали идею о том, что султан не должен быть праздно сидящим на троне номинальным властителем. Писатели изображали его верхом на лошади, охотящимся, мечущим копье и с одинаковой энергией ведущим военные кампании. Ему нравилось наблюдать за местным фестивалем масляной борьбы, где под аккомпанемент барабана и рожка мужчины, одетые только в штаны из шкуры буйвола, с кожей, блестевшей от смеси оливкового масла и воды, пытались выполнить почти невыполнимую задачу – побороть противников и прижать их к земле. Подобно масляному борцу, Мехмед IV изображался мужественным, сильным, загорелым и грубоватым, крупным мужчиной с крепкой грудью, мощными руками, широкими кистями и плечами[721]. Отвечая на критику его отца, Ибрагима I, хронисты Мехмеда IV распространяли мнение, что султан был мобильным гази, вырвавшимся из гаремной клетки во дворце Топкапы и проведшим большую часть своего царствования в попытках развязать войну с христианскими врагами по всей Центральной и Восточной Европе и Средиземноморью[722].
Изображенный как отобравший власть у женщин, Мехмед IV напоминает о ранней эпохе, когда султаны были стойкими военачальниками, и об одной из моделей мужской добродетели в средневековой Западной Европе – рыцарстве, когда притязания на мужественность основывались на фундаментальных показателях, проявлявшихся в битве с другими мужчинами и в доминировании над женщинами. В отличие от отца, слишком занятого времяпрепровождением в гареме, Мехмед IV считался приземленным, грубым, простым лидером, которому удобнее сидеть верхом на лошади, чем на троне. Перипатетик[723] Мехмед IV изображался как страстно поощрявший войну и наблюдавший за битвой правитель. В отличие от большинства других султанов XVII в., он стремился к завоеваниям. Его армии проникали на вражескую территорию с мечами, продавали жен врагов в рабство и заменяли церкви на мечети, чтобы продемонстрировать свое могущество.
В 1666 г. Мехмед IV возобновил предыдущую кампанию отца по захвату Крита, самого большого острова в Средиземном море. Двадцатью годами ранее частично успешные усилия были предприняты при Ибрагиме I, чья мечеть из красного кирпича с розовым куполом венчает продуваемую всеми ветрами крепость Ретимно на вершине холма между Ханьей и Кандией на северном побережье острова. Ибрагиму I удалось завоевать несколько городов Крита, но не весь остров.
При Мехмеде IV османы успешно захватили его, взяв в 1669 г. последний оплот – казавшийся неприступным город Кандия (Ираклион). Султан не хотел быть похожим на отца, проведшего безрезультатную восьмилетнюю военную кампанию на Крите. На кону
