бухту Золотой Рог, горевшей еще до этого, в апреле. Императорским указом евреи были изгнаны из значительной части Стамбула и не могли восстановить свои жилища, молитвенные дома и магазины. Запретным стал и портовый район Эминёню, главный портовый и коммерческий район Стамбула, где проживало большее количество еврейского населения города, где теперь Турхан Хатидже-султан решила построить Новую мечеть[745]. Участки земли со сгоревшими синагогами и строениями, принадлежавшими евреям, а также имущество, которым владели конгрегации, поступили в государственную казну и были проданы мусульманам на аукционе. Среди синагог оказалась одна, построенная евреями, мигрировавшими из Арагона, менее двух столетий назад. Если со времени завоевания в 1453 г. османские власти нарушали исламское законодательство, разрешая строить новые синагоги и церкви и восстанавливать старые, то после пожара в июле 1660 г. они применили букву закона, запрещавшую восстановление разрушенных молитвенных домов.

Императорский указ, занесенный в реестр исламского суда Стамбула, демонстрирует, что год спустя власти также сравняли с землей и разрушили почти две дюжины церквей, востановленных после апрельских и июльских пожаров, и конфисковали их имущество для перераспределения среди мусульман[746]. В то время, когда османы воевали с Габсбургами, неслучайно больше всего пострадали именно католики, которым разрешалось строить церкви только в Галате: их соборы должны были быть заменены мечетями. Писец из исламского суда оставил хадис, изречение, приписываемое Мухаммеду, на полях записи, фиксирующей присвоение мусульманами бывшей христианской собственности: «Бог строит дом в раю для того, кто строит мечеть для Бога на земле».

Эти стратегии иллюстрируют, что терпимость – полномочие власти. Ее можно предоставить, а можно и отнять. Пожар был использован для начала кампании по исламизации и восстановлению города.

Те, кто возводили Новую мечеть, сравнили изгнание евреев из Эминёню с изгнанием Мухаммедом еврейского племени Бану Надир из Медины в VII веке, выбрав главу Корана «Изгнание» («аль-Хашр», 59) для украшения галереи рядом с королевской ложей[747]. Она повествует о том, как Бог выгнал неправоверных евреев из города верующих мусульман и предупреждает, что в будущем они будут гореть в адском огне.

Писатели восхваляли Мехмеда IV и подчеркивали участие султана в газавате, чем могли заниматься только люди королевской крови. Исламизация Турхан Хатидже-султан еврейского квартала в Стамбуле, совершавшаяся с помощью строительства комплекса мечетей, изображалась как завоевание земли неверных[748]. Это было совсем не похоже на то, с чем ассоциировались женщины королевской крови ранее. С приходом султана-гази и восстановлением мужских привилегий снова стало приемлемым восхвалять религиозное благочестие валиде-султан. В эпоху, когда особое внимание уделялось газавату, стало естественно сравнивать превращение Стамбула в мусульманский город с джихадом.

Исламизируя пространство в столице империи, ближайшее ко дворцу Топкапы, двор Мехмеда IV также обратил в христианство евреев из его окружения. Ряд известных иудеев были вынуждены принять ислам перед султаном или валиде-султан в 1660-х гг. Турхан Хатидже-султан предложила видным евреям, особенно тайным врачам, выбор: принять ислам или потерять завидные дворцовые должности. Медики-иудеи в прежние века иногда обращались в христианство и становились главными врачами во дворце. В XVII в. эта практика стала нормой. Султанский двор отказался от разрешения врачевателям не переходить в другую веру[749].

Изменилась и способность евреев выполнять свои обязанности.

Они занимали привилегированное положение и проживали в основном в центре города. К концу 1660-х гг. перемещение евреев отразило падение их значимости. Большинство иудеев в Стамбуле к тому времени жили в бухте Золотого Рога и у Босфора, а те, кто остался на самых важных дворцовых должностях, приняли ислам[750].

После пожара и строительства Новой мечети, а также принудительного обращения врачей в христианство политическое положение евреев оказалось настолько слабым, что никто не мог вмешаться, чтобы изменить решение об их изгнании с большей части полуострова. Те иудеи, что занимали лучшее положение во дворце, были вовлечены в собственную борьбу за сохранение постов. Сына еврейского портного, учившегося медицине у еврейских врачей, быстро заменил мусульманин, получивший образование в медресе. Одновременно с возвышением богатой греческой светской элиты, названной фанариотами в честь стамбульского района Фенер (Фанар), где располагался православный патриархат, именно греки занимались медициной во дворце.[751] Если столетием ранее еврейские врачи лечили султана, и он доверял им функции переводчиков и ведение переговоров, то к концу XVII в. эту роль взяли на себя врачи-христиане[752]. Если в Османской империи когда-либо и был еврейский «золотой век», то он закончился.

Придя к власти в то время, когда янычары и чиновники являлись законотворцами, свергая и казня султанов, включая его собственного отца, Мехмед IV и сторонники были полны решимости вернуть центральную роль династии и ее главы-мужчины, проявив мужественность в ходе военных кампаний и исповедуя ислам. Сам император обратил в ислам тысячи христиан и евреев: дворцовых врачей-евреев, крестьян-христиан, завербованных для массовых охотничьих поездок, членов свиты послов, военнопленных, измученных войной гражданских лиц и людей, попавших во дворец в силу разных обстоятельств.

Одним из них был Шабтай Цви, еврейский лжемессия, последователи которого верили, что он станет султаном и сделает Мехмеда IV своим личным рабом. Мессианское восстание Шабтая Цви имеет важное значение для истории династии, потому что напоминает о том, как во все века дервиши-девианты (включая даже, как в данном случае, еврейских мистиков) разжигали народные восстания и представляли мощную угрозу для османов. Ответ Мехмеда IV на заявления этого каббалиста также показывает, как менялся подход династии и османской элиты к исламу на протяжении веков.

14

Еврейский мессия в османском дворце

Религиозное благочестие и пропаганда ислама Мехмедом IV и его двором стали кульминацией духовных тенденций, возникших за полтора столетия до того. Между 1501 и 1566 гг. раскол между суннитами и шиитами обострился, усугубленный столкновением между Османами и Сефевидами, которое сопровождалось строительством империи и включением религиозного класса в состав администрации. Исследуя указанные процессы, мы обнаруживаем, что в период с 1566 по 1683 г. многие мусульмане Османской империи обратились к исламскому фундаментализму. Религиозный фанатизм мусульман-суннитов проявлялся в пропаганде общественного благочестия. Она шла сверху вниз, от административной элиты и членов династии, а также снизу вверх, от народных движений. Мусульманские реформисты Кадизадели были названы в честь проповедника начала XVII века Кадизаде Мехмеда из Балыкесира, на северо-западе Анатолии, начавшего свою духовную жизнь как суфий, но отвернувшегося от суфийского пути. Его последователи пропагандировали возвращение к тому, что они считали истинной верой, исповедуемой первыми мусульманами в Медине VII в., лишенной развращающих нововведений. Кадизадели продвигали современную, рациональную религию, лишенную магии, суеверий, чудес и