Шрифт:
Закладка:
Когда Государь усмотрел все последствия реформы и то впечатление, которое она должна была произвести в России, то, как рассказывают, Он обмолвился приблизительно такими словами: «Он выказал свое согласие». Сенатор Брунер, живший тогда в Петербурге, сообщил Снелльману, что реформа произвела сенсацию в дипломатическом корпусе и вызвала «ворчание» в политических кругах.
Наиболее влиятельная русская газета того времени «Голос» доказывала невыгодность обособления финансов какой-либо части государства от финансов всего государства. «В финансовых отношениях Финляндии к России происходит теперь нечто, невольно вызывающее на вопрос, — горячилась газета Краевского, — что такое, наконец, Финляндия — провинция Российской Империи, или особое государство, живущее совершенно отдельной от русского государства жизнью и имеющее право преследовать свои, финляндские, государственные интересы, вне общих интересов русского государства? Если Финляндия — отдельное государство, то в таком случае совершенно непонятно, на каком основании Великое Княжество Финляндское продолжает пользоваться даром, и даже с избытком, благами, которыми могут пользоваться только провинции, составляющие нераздельную часть могущественного государства и участвующие в доставлении средств для поддержки этого могущества. Если же Финляндия провинция Российской Империи, но пользующаяся только, по благости русских государей, особыми правами и преимуществами, то опять непонятно, каким образом эта провинция не признает у себя обязательным обращение русских бумажных денег по тому же курсу, по какому они обращаются внутри империи».
Возникла слабая полемика. Защитником финляндских интересов официально выставлен был русский чиновник (В. А. Чередеев). Этот защитник, конечно, не был в состоянии доказать, что интересы русского государства требовали финансового и экономического обособления Финляндии. «Финляндия и в настоящее время, уклончиво отвечали из канцелярии статс-секретариата, есть тоже, что была с первой поры присоединения её к России, целый обширный край, состоящий из нескольких губерний, страна, хотя и завоеванная и присоединенная к России, но, управляемая по особому уложению, дарованному монархом-завоевателем; страна, которой монарх, вместе с тем, соблаговолил сохранить её основные законы, прежние права и привилегии, в том числе и право управления своими финансами. «В постановлении о преобразовании монеты сказано, что рубль серебром, со своими подразделениями, остается государственной монетой также и в Финляндии. Введенные вновь монеты имеют законность только в Финляндии; между тем, как монета рубль, со своими подразделениями, как монета всей империи имеет ход и в России, и в Финляндии». В заключение выражено было желание «не встречать в русской газетной литературе враждебной критики против Финляндии и финляндцев».
Вся денежная реформа Финляндии причинила коренным губерниям России одни только убытки. С того времени, как финляндский банк начал чеканить свою монету, русское государственное казначейство вынуждено было завести у себя новую графу выдач «на пополнение курсовой разницы» всем русским служащим в пределах Финляндии, так как местная администрация уклонялась от этих платежей, благодаря тому, что русские люди ни в России, ни в Финляндии не стояли на страже интересов и достоинства империи.
В деятельности земских чинов, начиная с первого сейма стало проявляться стремление к расширению своей компетенции в особенности относительно финансовых вопросов, причем они неоднократно высказывали, что их вотированию должны подлежать не только прямые, но и косвенные налоги и в том числе, главным образом, таможенные пошлины. Петициями, поданными в сословиях крестьян и дворян, сделана была (в 1863 г.) попытка поставить таможенное дело в зависимость от земских чинов. «Если таможенный налог, — писали петиционеры, — в прежнее время и имел в виду защиту некоторых промыслов», то впоследствии он изменил свой характер и обратился в чрезвычайный или промысловый налог. По-видимому, пошлину теперь можно причислить к тем податям и налогам, о которых сейм имеет право совещаться и условиться с монархом, в противном же случае самообложение податями останется одной иллюзией.
В лице И. У. С. Грипенберга петиция встретила, в дворянском сословии, возражение. «То, что, пожалуй, признается справедливым и по совести требуется, не следует смешивать с тем, что составляет основной закон для финляндского сейма. В нашем ныне действующем основном законе не содержится постановления, на котором можно было бы основать требование права участия земских чинов в таможенном законодательстве. Если рассматривать вопрос с практической стороны, то также рождается сомнение, чтоб право было полезно. Положение о таможне в Финляндии более или менее находится в зависимости от соответствующего законодательства в империи. От этой связи Финляндия никак не может освободиться, а потому вмешательство сейма в таможенном законодательстве скорее могло бы привести к разным неприятным недоразумениям».
Стоявшие на страже общегосударственных интересов, «Московские Ведомости» не пропустили без отпора домогательство сейма: «Неужели, — читаем в них, — практические политики Финляндии серьезно думают, что таможенная регалия в Финляндии принадлежит не Всероссийскому Императору, а Финляндскому Великому Князю? Неужели они не видят, что уступить эту регалию финляндскому сейму значит поставить в зависимость от него интересы России? Неужели Финляндия может до такой степени обособиться, чтобы, например, заключать с Россией торговые трактаты. Даже таможенная линия служит теперь для шведских патриотов в Гельсингфорсе достаточным основанием для международных отношений к России, — таможенный кордон, который еще так недавно самым невинным образом отделял от России Одессу».
«Одно время казалось, что и само правительство готово было до известной степени пойти навстречу этим стремлениям. В марте 1864 года последовало учреждение комитета для составления проекта необходимых объяснений и дополнений основных законов, действующих в Великом Княжестве Финляндском». В Высочайше утвержденной программе, данной названному комитету, значится: «право собственного наложения на себя податей, ныне уже предоставленное земским чинам, может относительно экстраординарных налогов быть еще более расширено, в такой мере, что не только законодательство о винокурении... должно на будущее время подлежать обоюдному обсуждению Государя Императора и земских чинов, но и общие начала таможенных налогов могут быть таким же порядком установляемы, с тем однако, что от Государя Императора одного будет зависеть определять количество всякой таможенной пошлины, причем Государь Император также предоставляет себе одному установлять основания и количество таможенных пошлин, кои могут быть определяемы для изделий русского происхождения, ввозимых из империи в Финляндию».
Однако труды комитета и петиции сеймовых депутатов остались без последствий, и таким образом дальнейшее руководство таможенным законодательством было всецело сохранено за правительством, что составило новую заслугу генерал-губернатора Рокасовского, который 17 — 29 Июня 1864 года писал Шернваль-Валлену: ... Касательно предложения будущему сейму проекта закона (о чем просило крестьянство и дворянство), о предоставлении земским чинам права вместе с правительством определить главные начала взимания таможенных пошлин, я полагал бы просьбу эту оставить без внимания, в том уважении,