Я вновь открываю глаза и вижу лицо Рейлана. Это невозможно, так что я, похоже, уснула.

Если это мой последний сон, я собираюсь насладиться им сполна.

Сильные руки Рейлана сомкнулись вокруг меня, унося прочь из кабинета…

Рейлан

П

риземлившись в Чикаго, я беру такси прямо до работы Рионы. Уверен, что она будет именно там, и так оно и есть – я вижу свет в окне ее углового кабинета.

Охранник сегодня Карл, и он сразу узнает меня, учитывая, сколько раз я сопровождал Риону. Карл приветственно машет мне со словами: «Она уже наверху».

Я поднимаюсь на лифте, пока мое сердце бешено колотится. Во время полета я уже обдумал все, что хочу сказать ей. Теперь мне остается лишь слепо надеяться, что при виде меня лицо девушки озарится счастьем, а не потускнеет от раздражения.

Но, когда я выхожу на нужном этаже, ее кабинет пуст. Свет горит и кресло еще покачивается из стороны в сторону, словно Риона сидела в нем совсем недавно, но вокруг никого. На этаже тихо.

Я стою и жду – возможно, девушка отошла в туалет? Карл сказал, что Риона наверху – охранник бы заметил, если бы она ушла.

Я выглядываю из-за двери и вижу слабый отблеск света в дальнем конце коридора.

Направляясь в ту сторону, я отмечаю у себя в голове, что это путь к кабинету Орана. Поначалу я иду медленно, думая, что Риона, должно быть, общается со своим дядей. Но кругом слишком тихо, слишком спокойно. В воздухе ощущается легкий аромат металла и чего-то еще – слабый запах дыма. Я перехожу на бег, а затем мчу во весь опор и влетаю в кабинет, толчком открывая дверь.

Оран распростерся на ковре, глядя мертвыми глазами в потолок. Посередине его лба чернеет дыра, а из-под головы, словно темный ореол, расползается пятно. Риона лежит в десяти футах от него лицом вниз.

Я издаю нечеловеческий звук – что-то между всхлипом и рыком, а затем подбегаю к девушке и переворачиваю ее, страшась того, что могу увидеть.

На ее лице расползся синяк, а кожа такая бледная, какой я никогда не видел. Губы постепенно синеют, но Риона еще жива – положив пальцы ей на шею, я ощущаю биение пульса.

Я подхватываю девушку на руки и бегу к лифтам. Она кажется слишком легкой и холодной – ее кожа влажная, словно Риона только что мокла под дождем. Пока мы спускаемся, я уже звоню в неотложку.

«Скорая» отвозит ее в Северо-западную мемориальную больницу, промывая по пути желудок. Врачи спрашивают, что приняла Риона, но я понятия не имею. Что бы там ни было, вряд ли она выпила это добровольно.

Медсестра ставит девушке капельницу и наполняет ее жидкостью. Спустя несколько минут после того, как физраствор начал поступать в кровь, щеки Рионы вновь понемногу розовеют. Это лишь легкий румянец, но он вселяет в меня надежду.

Данте я уже позвонил, а тот сообщил Кэлламу и Фергусу. Отец Рионы первым прибыл в больницу. Когда он входит в палату, лицо мужчины белое от ярости.

– Где он? – шипит Фергус.

– Оран? – уточняю я, памятуя, что, что бы тот ни натворил, он все еще брат Фергуса. – Он остался в своем кабинете. Мне жаль сообщать вам, сэр, но он мертв.

Я замечаю, как дергается уголок рта Фергуса, но эту легкую гримасу на его лице тут же поглощает холодная ярость.

– В таком случае ему чертовски повезло, – говорит он.

Фергус садится рядом с кроватью Рионы и убирает той волосы со лба. Рыжина волос – единственное цветное пятно на ее теле сейчас. На фоне ее бледности они кажутся еще более яркими, чем когда-либо.

Я разрываюсь, потому что думаю, что Фергус, возможно, захочет побыть наедине со своей дочерью. Но я не хочу покидать Риону ни на мгновение.

Фергус чувствует, как я стою сзади, не сводя глаз с ее лица.

– Вы можете остаться, – говорит он. – Она жива лишь благодаря вам.

– Мне не стоило позволять ей ехать одной, – замечаю я.

Фергус издает легкий смешок.

– Вряд ли у вас был выбор, – говорит он. – Я знаю свою дочь. Она сама принимает решения.

Мужчина поворачивается, чтобы посмотреть на меня. Мне странно видеть его лицо, потому что оно так похоже на лицо Орана. Если не считать небольших различий в цвете кожи, Фергус мог быть тем человеком, которого я видел мертвым на ковре час назад. Но в его лице есть свирепость, которой не было у Орана. Мужчины умеют распознавать лидеров, и с первого взгляда становится ясно, что главный здесь Фергус.

– Родители любят всех своих детей, – произносит он. – Но не все дети готовы в равной степени принимать эту любовь. Я пытался показать Рионе, как она важна для меня, но сомневаюсь, что она когда-либо понимала, как много для меня значит, – Фергус вновь с нежностью касается ее волос, прямо как Имоджен тогда на кухне. – И я ее не виню, – продолжает он. – Мне только жаль, что я не умею выражаться на ее языке.

Я смотрю на Фергуса и думаю о собственном отце и о том дне, когда я узнал, что Вайя не связан со мною кровными узами. Он был моим отцом лишь потому, что заботился обо мне, учил меня, защищал меня и любил. Он был моим отцом лишь в том, что действительно имеет значение.

Но тогда я не был готов принять его любовь.

Однако с тех пор я ощущаю ее каждый день.

– Она знает, – говорю я Фергусу. – Поверьте мне, она знает.

Мужчина медленно кивает.

– Надеюсь, вы правы, – говорит он и спустя мгновение добавляет: – Я ваш должник. Сколько бы мы вам ни заплатили…

Я перебиваю его:

– Вы ничего мне не должны.

– Нет, должен, – настаивает Фергус. – Забытые долги не становятся оплаченными.

Он видит, что мне не по себе и я не хочу награды за заботу о Рионе.

Во всяком случае, не от него. Только сама Риона может дать мне то, чего я действительно хочу.

– Подумайте об этом, – говорит мне Фергус. – А потом найдите меня.

Тем вечером в больнице побывала почти вся семья Рионы. Имоджен приехала почти сразу после мужа, и они оставались еще несколько часов в надежде, что девушка придет в себя. Данте и Кэллам задержались, избавляясь от трупа Орана, и приехали только в три часа