Последним заходит младший брат Данте, Себастиан. Он пришел один, без сопровождения. Этот парнишка самый высокий из братьев Галло, даже выше Данте. Себ двигается с грацией, присущей долговязым людям, избавившись наконец от постоянной хромоты, которая мучила его после того, как мой брат разбил ему колено. Однако лицо у него мрачное, а под глазами залегли темные круги.

Я не слишком хорошо знаю Себастиана. Раньше он был звездой баскетбола с мечтами о большом спорте, но моя семья разбила эти мечты. Гриффины и Галло заключили мир, и с тех пор Себастьян не выказывал нам неприязни. Но я сомневаюсь, что он смог отпустить ситуацию.

Себ не интересовался делами мафии, но они постепенно затягивали его в свои сети жестокостью и стычками последних лет. Я знаю, что Себастиан застрелил одного из людей Миколая, и, возможно, это был первый убитый им человек. Интересно, снедает ли это его? Или парень считает, что это было неизбежно? Рок, которому так или иначе суждено было его настигнуть.

Во всяком случае, счастливым Себ сегодня не выглядит. Он садится за моими родителями, отдельно от членов своей семьи.

Виолончелист делает паузу, и начинается другая песня, легкая и оптимистичная:

«First Day of my Life» – Bright Eyes

В начале прохода стоят Симона и Данте, держась за руки. Симона – высокая и стройная, а ее кожа кажется бронзовой, как у богини, на фоне белоснежного платья. Я уверена, что любой дизайнер в стране с радостью подарил бы ей свое самое претенциозное или эпатажное платье. Однако платье Симоны максимально простое – без украшений, с открытыми плечами, облегающее фигуру, считающуюся самой идеальной в мире. Глядя на ее плоский живот, невозможно заподозрить беременность, но я уверена, что это одна из причин, почему Данте выглядит счастливее, чем я когда-либо видела.

Он не может отвести взгляд от своей невесты. Данте такой крупный и звероподобный, что обычно смотрится устрашающе в любом наряде, даже в смокинге. Но сегодня Симона излучает такое очарование, что даже внешний облик Данте смягчается. Он кажется единственным мужчиной на свете, достойным такой красоты.

Они вместе идут по проходу и, дойдя до арки, поворачиваются лицом друг к другу. Генри встает между ними. Он стесняется, но выглядит счастливым. Кольца лежат у мальчика в кармане, и он достает их еще до того, как Энцо Галло встает, чтобы провести церемонию.

– Приветствую вас, друзья и родные, – начинает тот. – Вряд ли какой-либо другой союз ожидался с таким пылом, и еще ни одна пара не любила друг друга так сильно. Данте, не хочешь ли ты произнести свою клятву?

Данте берет Симону за руки, и те тонут в его огромных ладонях, так что их не видно совсем.

– Симона, – произносит он. – Я люблю тебя с той самой секунды, как увидел твое лицо. Я знаю, это прозвучит поверхностно, учитывая, что я обращаюсь к самой красивой женщине в мире, но клянусь, что вижу на этом лице твою смелость, твой ум и твою доброту. Как только ты заговорила со мной, мне словно открылась дверь в твой разум. Я увидел целую вселенную, созданную твоей фантазией и талантом, и умение смотреть на вещи так, как мне никогда бы не пришло в голову. И мне захотелось войти в эту дверь и поселиться в этом мире. Ты оказала на меня такое влияние, что я не смог позабыть тебя. Все эти годы я думал о тебе беспрестанно. Я грезил о тебе. Я томился тобой. Возможность вновь держать тебя в своих объятиях – это невыразимая радость. Настоящая ты в сотни раз лучше, чем девушка, которую я представлял.

Он ненадолго останавливается и переводит взгляд на сына, а затем кладет свою тяжелую ладонь Генри на плечо.

– Спасибо тебе, Симона, что вернулась ко мне и привела нашего сына. Спасибо, что растила его. Генри, ты уже такой потрясающий мужчина. Я горжусь тобой.

Я никогда не слышала, чтобы Данте говорил вот так, с неподдельной открытостью и честностью. Он всегда тщательно скрывал свои чувства. По крайней мере, так было до того, как в его жизнь вернулась Симона.

Это производит на меня такое впечатление, какого я никак не ожидала.

Я готова расчувствоваться.

Я никогда не плакала на людях, ни разу в жизни. И уж, конечно, я не плакала на свадьбах. Но внезапно мои глаза начинают гореть, а лицо застывает.

– Я буду любить тебя каждое мгновение своей жизни, – говорит Данте. – Я буду беречь и защищать тебя. Я достану тебе все, что пожелаешь. Я буду твоим лучшим другом и союзником. Я всегда буду делать твою жизнь лучше и никогда не испорчу ее.

Симона не сдерживает слез, которые отливают серебром на ее порозовевших щеках. Она так красива, что даже трудно смотреть. Девушка светится от счастья, сияя в его лучах.

– Данте, ты все для меня, – говорит она. – Мое сердце и моя душа. Мое счастье и моя тихая гавань. Жизнь без тебя была горькой и одинокой, и единственное, что дарило мне радость, – это Генри, наш сын. Он часть меня и тебя, лучшее, что мы когда-либо сотворили. Я люблю его за то, какой он есть, и я люблю его за то, что он напоминает мне тебя. Я обещаю выбирать тебя до конца наших дней. Предпочитать тебя вопреки страху или себялюбию. Предпочитать тебя амбициям и прочим интересам. Я обещаю, что больше не подведу тебя и всегда буду тебе открыта. Я обещаю дарить тебе все радости, какие только может предложить эта жизнь. Ты самый невероятный мужчина, которого я когда-либо встречала, и я обещаю быть той женой, которую ты заслуживаешь. Мне так повезло сегодня. Я самая везучая на свете.

Она тоже кладет руку на плечо Генри, не сводя глаз с Данте.

Мне хочется посмотреть на Рейлана, но я не могу. Я знаю, что вот-вот расплачусь, и не хочу, чтобы он видел это.

Расплачусь частично из-за Данте и Симоны – я так счастлива за них двоих.

Но еще это слезы муки, потому что я понимаю, что люблю Рейлана. Я действительно, по-настоящему люблю его. И это пугает меня.

Своими словами Симона словно пускает стрелы мне в сердце.

Я обещаю предпочитать тебя вопреки страху или себялюбию. Предпочитать тебя амбициям и прочим интересам.

Неужели это и есть любовь? Ставить другого человека выше собственных страхов и желаний?

Возможно, в этом все дело. Именно поэтому я думала, что никогда не