монстры всех мастей и немыслимых извращений. Если бы картины могли звучать – эти бы источали крики и стоны, скрежет железа, вой сражений, молитвы и песни, брань и ор грешников, мучимых и терзаемых, насилуемых в аду. Происхождение зла и его коллективный образ, воплощённый в чём-то конкретном, всегда и не на шутку волновали людей, ничуть не менее, нежели ответ на вопрос – что ждёт человека после смерти.

Ад! – то, чем славится Иероним Босх. Волнительно интригуя современного зрителя, он развлекает и щекочет нервы своими извращёнными и затейливыми образами преисподней, поднимает на поверхность потаённые желания и запретные фантазии человека, грезящего о насилии. Главный герой знаменитой кинокартины Стэнли Кубрика «Заводной апельсин», – Алекс, – в своей концепции ультранасилия опирался именно на кровавый, исполненный наказаний и правосудия Ветхий завет, на жестокость Бога-Отца, на образы пыток, мук и бичевания Иисуса. Средневековые же тексты, проповеди и картины были преисполнены сюжетами и примерами жестокости, как и средневековый мир в целом. Иероним имел достаточно источников вдохновения и рассуждения о природе насилия и смерти, пыток и ада, Страшного суда и Апокалипсиса. Порой кажется, что Босх зашёл так далеко в этом поиске, что и рай, и земная жизнь человека пропитаны инфернальным и демоническим – ад вездесущ. Вместе с тем Божественное начало практически недостижимо. Даже жизнь апостолов и святых – это непрерывное противостояние аду как внутреннему, так и внешнему, являющемуся в виде демонов и чертей, искушений, терзаний, духовных поисков и сомнений. Иеронимов ад расположен повсюду. Но представлен, «иконизирован», на створках и панелях его триптихов.

Концепции ада и рая существовали в различных мифологиях и религиях задолго до рождения Иеронима Босха и появления христианства.

В русской традиции понятие «ад» восходит к древнегреческому Аиду (Аид – др. – греч. Ἀΐδης или ᾍδης, или Гадес – бог подземного царства мёртвых и название самого царства мёртвых)[70]. Однако говорить мы всё же будем о монотеистической концепции посмертного пребывания человека в загробном мире, формировавшейся на протяжении многих столетий.

В ранних текстах Ветхого Завета провинившиеся наказывались в земной жизни, а посмертная участь праведников и грешников существенно не различалась. Шеол (в Септуагинте используется термин «ад» в местах, где еврейский текст рассказывает о «шеоле») – лишь место после смерти, предназначенное каждому вне зависимости от рода и вида деятельности, жизни и деяний. Образ загробного шеола представлялся весьма туманно и неконкретно, в Псалмах рисовался как некое тёмное место, ров, страна тьмы и «мрак тени смертной, где нет устройства, где темно, как самая тьма» (Иов 10. 21–22), (на вульгате – «без порядка»), как «царство смерти», «земля забвения», «страна безмолвия», «царство мрака», «загробный мир», «неизведанная глубина». Встречаются в Ветхом завете синонимы и поэтические наименования шеола: «забытая страна», «пропасть», «яма», «безмолвие», «гибель».

Ни мёртвый, ни даже живой грешник, совершивший проступок или преступление, не мог избежать кар шеола. Корей, Дафан и Авирон – бунтовщики супротив Аарона и Моисея сошли живыми в преисподнюю со всем своим имуществом (Числ. 16:30–33). В отношении преступников существовала специальная молитва: «Да найдет на них смерть, да сойдут они живыми в ад, ибо злодейство в жилищах их, посреди их» (Пс. 54:16; Притч. 1:12).

В более поздние ветхозаветные времена, особенно в эпоху Второго иерусалимского храма, у иудеев развивается концепция справедливости и воздаяния. Ожидания мессии, посланника Бога видоизменяют представления о шеоле. Шеол становится пространством наказания, от которого, тем не менее, может быть избавлен праведник. Такая идея обнаруживается в Псалтири, а также в книгах пророков. Пророку Исаийе, к примеру, открылись ужасающие картины бездны шеола, мук и наказаний (Ис. 24:21–22, 30:33), а в книге Иезекииля шеол – место наказания врагов Израиля (Иез. 32:22–23). В преисподнюю, к «царю ужасов», нисходят теперь нечестивые и тираны (Иов 18:5–21); там же находится и «денница, сын зари», под ним «подстилается червь, и черви – покров» его (Ис. 14:9–15).

Христианство развило доктрину возмездия врагам и грешникам. На её формирование повлияли античные представления об Аиде и ветхозаветные – о шеоле. В свою очередь, на представления иудеев о загробном мире античные верования также оказывали влияние. Примечательно, что нисхождение Христа во ад в корне меняет концепцию последнего. Христос отобрал и вывел праведников из ада: с тех пор в шеоле остались лишь осуждённые грешники.

В раннем христианстве возникла ещё одна номинация для обозначения загробного места, – геенна, – это понятие часто используется патристами. Геенна (долина Хинном, в синодальном переводе – Енном) – изначально овраг под Иерусалимом. Во время правления царей Ахаза и Манассии жители города проливали здесь кровь своих детей ради жертвы Молоху. При Иосии туда бросали нечистоты и трупы. Со времён Исаии мрачная зловонная долина, где языки и угли полыхающих костров пожирали трупы и нечистоты, стала метафорой ада и получила название «геенна огненная». В Евангелии за этим конкретным топосом, уже мало кому известным за пределами Израиля, закрепляется расширительное метафорическое значение неугасимого ада.

В Новом завете ад определяется как «бездна» (Лк. 8:31), «печь огненная», где «будет плач и скрежет зубов» (Мф. 13:50), «озеро огненное, горящее серою» (Откр. 19:20) и т. п. Именно таким ад и предстаёт на полотнах Иеронима Босха.

Рис. 1. Иногда в связи с адом или смертью встречается слово «аваддон» (евр. – погибель). «Преисподняя обнажена пред Ним, и нет покрывала Аваддону» (Иов 26:6). О том, что «преисподняя и Аваддон открыты пред Господом», повествует и Книга Притчей (15:11). В Откровении (9:11) при описании саранчи, поражающей человеческий род, сказано, что «царем над собою она имела ангела бездны; имя ему по-еврейски Аваддон, а по-гречески Аполлион». «Аваддон» олицетворяет поглощающую бездну, смерть и пропасть преисподней, мог изображаться в виде разинутой пасти или монструозного существа мужского пола, предводителя полчища апокалиптической саранчи. Фрагмент из Апокалипсиса «Королевы Марии», XIV век. Royal MS 19 B XV, f. 15. British Library, London.

Лики зла

Эсхатологические темы и картины ада Иеронима Босха тесно связаны с демонологическими представлениями эпохи и детерминированы христианским предчувствием Конца света, ожиданием Апокалипсиса.

Однако в европейской культуре образ дьявола во всём своём визуальном разнообразии, хорошо известном ныне, появился достаточно поздно. Различные злые демоны и духи издревле присутствовали в воображении людей. Лишь к XII–XIII векам, с укреплением власти Церкви, сатана как главный враг христианства становится всесторонне осмыслен и поистине