Аттракционы преисподней

Итак, зловредный дьявол обречён навеки пребывать в не менее долговечном аду: «огонь вечный, уготовленный диаволу и ангелам его» (Мф. 25:41), «во веки веков» (Откр. 20:10).

Вечность ада – догмат христианской церкви, принятый на втором Константинопольском соборе (553 г.), осудил утверждавших временность и конечность наказания демонов и грешников. Ведь прекращение мук грешников – милость и благодать для негодников, которые предпочли бы исчезнуть вовсе вместо отбывания мук в аду (такая идея появляется у Святого Иустина, Минуция Феликса). Неизбежно возникало противоречие: как же милостивый Бог допускает вечные муки и не ведает прощения своих собственных творений, может ли Он лишить их возможности раскаяния и возврата, ведь блудный сын вернулся и был принят своим отцом, раскаявшись, неужели Творец не ведает милости к своим тварям? Подобные вопросы начиная с ранних веков христианских размышлений ставили под сомнение идею вечности ада. Маркион (II в.) верил в освобождение Иисусом Христом из ада всех грешников. И в целом очистительная жертва Сына за грехи человеческие, казалось бы, упраздняет существование ада, в связи с чем Ориген и Скотт Эриугена размышляли о восстановлении всех вещей – благодаря возможности всеобщего возвращения в лоно Бога. А Исаак Сирин полагает, что мучимые в геенне поражаются бичом любви Гос-пода. Так или иначе образ вечного ада крепко утвердился в Средневековье, мысль о нём очевидно волновала и тревожила Босха, как и прочих мыслителей эпохи, порождая множественные образа кар и мук.

Куда попадёт душа праведника или грешника сразу после смерти – непраздный вопрос, обсуждаемый богословами. Попадает ли она в ад или дожидается Страшного всеобщего суда, а если дожидается, то где и в каком состоянии? В раннем христианстве можно найти идею отсрочки ада. Иустин полагал (в эпоху, когда бродили сильны апокалиптические настроения и многие ждали скорого Второго пришествия Христа), что после смерти душу ожидает лишь временное разделение: они ожидают Суда либо в более хорошем месте, либо в более плохом. Святой Ипполит судил радикальнее: души грешников пребывают в темноте ада, но только после Страшного суда низринутся в огненное озеро – там их ждёт главное наказание (то есть до и после Суда души ждут разные степени наказаний). Другие комментаторы Священного писания, наоборот, сразу же предрекали муки грешников. Хиларий считал, что души немедленно отправляются в ад в виде нетвёрдых тел – наподобие грязи и пыли (из которой они и сотворены). Муки будут входить в эти формы также легко, как ветер рассеивает пыль. Но только на втором Лионском соборе в 1274 году приняли догмат, утвердивший немедленную отправку душ сразу после смерти в ад (либо рай). Однако проблема не решилась: теологи фактически утвердили наличие двух судов, двух эсхатологий: «малой» – предполагающей наказание сразу после смерти, и «большой» – всеобщей, которая произойдёт после Страшного суда, всемирно-исторической, тотальной. В «Ведении загробной жизни» у Босха встречаем размышление на тему Суда и посмертной участи душ (глава 4, рис. 34–41).

Устройство ада, его специфика и достопримечательности весьма продуманно рисовались в Средневековье. Ад пугал и завораживал. Разнообразие его пыток будто вдохновляло авторов на всё новые и новые образы инфернального.

В Псалтири сказано «избавил душу мою от ада преисподнего» (85:13) (лат. inferno inferior, буквально – от «ада нижнего»). Из этого стиха выводилось существование верхнего и нижнего ада. Григорий Великий предполагал, что верхний ад – на земле, нижний – под землёй. Вряд ли Босх знал эти размышления теолога, но визуальному богословию Иеронима такая идея вполне близка. Вероятно, созвучные пассажи артикулировались в проповедях и других средневековых текстах, с которыми сталкивался художник, к примеру, у востребованного автора Гонория Августодунского (XII в.). В его «Светильнике» ад представлен как нижняя часть земного мира, полная мук: здесь неистовствуют безумный жар, великий холод, голод, жажда, страдания телесные, бичевания, душевные волнения – ужас и робость. Нижний ад – это духовное место, где горит неугасимый огонь, его расположение внизу следует понимать метафорически: как тела грешников покрываются землёй, так души грешников погребаются в аду.

У Данте адские круги (с шестого по девятый) окружены стигийским болотом и находятся рядом с гордом Люцифера, образуя нижний ад. Там горит вечный пламень. У Босха также обнаруживаем образы инфернального города – царства зла, полные бушующего и свирепствующего огня (рис. 52 а–д).

Ад мыслился и бесконечно огромным (ведь так много грешников!), и в то же время тесным. Однако грандиозность ада – ещё одна проблема, ведь, судя по всему, праведников меньше, чем грешников, значит, в раю пребывают немногочисленные души. Следовательно, ад значительно больше рая, что беспокоило богословов, – ведь это значило торжество ада над раем, его величественность. Зло торжествует над добром. В «Видении Павла» грешников в аду столько, что сто железных языков не смогли бы пересчитать их, даже если бы начали эту работу от сотворения мира.

В аду грешника ждали наказания разных типов, которые, тем не менее, подразделялись на две категории. Из этих же категорий гибридизировались всевозможные виды пыток и кар: наказание отрицательное (или наказание лишением) и наказание позитивное (или наказание чувств). Первое заключается в радикальном отчуждении грешника от добра, от Бога. Второе – в непосредственных физических страданиях. Проблема же заключалась в выборе, что именно страдает: душа или тело. Ведь тело, казалось бы, должно страдать только после Страшного суда, а изначально в аду пребывает душа. По этой причине душе придавали форму и ощущения тела, и по той же причине несчастные души возможно изображать в живописи в обличии тел, демонстрируя физическую боль и муки, предназначенные всем пяти органам чувств. Средневековые представления, склонные к категоризации, продумали и это: осязание у человека страдало в аду от огня, слух – от нескончаемых воплей и стонов отчаяния и боли, зрение – от ужасных картин и мрака, обаяние – от вони серы и миазмов, вкус – от голода и жажды. Подобную логику пыток с легкостью можно узнать в сценах ада Иеронима Босха. После страшного суда грешники получат свои тела, и это сделает их страдания ещё более острыми, в то время как праведники ещё острее будут переживать и ощущать свои блаженства. Тело для грешников – страдание, а для праведников – блаженство.

Душе в аду не может дароваться прощение. В аду у Данте грешники не молят о пощаде, не испытывают раскаяния, а лишь злобно хулят Господа. Ученики Фомы Аквинского считали, что к моменту попадания в ад душа уже узнала всё, что могла узнать, и достигла некоторой окончательности,