Шрифт:
Закладка:
Изначально произведение задумывалось как столешница, но столом картина всё же не стала. С 1574 года и вплоть до смерти Филиппа II она провисела в его личных апартаментах в Эскориале, покинув их лишь после начала гражданской войны в Испании 1936–1939 годов.
Рис. 48. Семь смертных грехов и Четыре последние вещи, ок. 1505–1510 гг. Museo Nacional del Prado, Madrid.
Рис. 49 а. Подобное сочетание «всевидящего ока Бога» и тотальности греха встречается в композициях иллюстрированных Апокалипсисов: миниатюра демонстрирует ангелов, держащих ветры и готовых вредить грешникам. В центре – Бог и двенадцать избранных и запечатанных колен Израилевых (Откр. 7:1–10). Эта иконография также рифмуется с мистическим колесом из видения Иезекииля (например, у Фра Анджелико) и с культом ран Христа (именно тело и раны Христа репрезентировали идею смерти и воскресения. Франция, конец XIV в. FR. 13096, fol. 19r. Bibliothèque nationale de France, Paris.
Рис. 49 б. Град земной (весь мир) полон раздора, вокруг стен кольцом пляшут черти, внутри град разделён на определённые сегменты, подобно структуре грехов на столешнице Босха. Миниатюра к книге Августина «Град земной и град небесный» (часть I), ок. 1475 г. Meermano Museum, Hague.
Центральный круг столешницы напоминает огромное вогнутое зеркало. Смотрясь, всматриваясь в столешницу, человек будто вглядывается в себя, обнаруживая на поверхности отражение своих грехов и обращённый на него тотальный взгляд Бога. Как и бесчисленные пособия, и зерцала, в которых использовались похожие зеркальные изображения, столешница из Прадо предназначалась для помощи во время частной молитвы, религиозной медитации, концентрации, в особенности для интенсивного изучения своих грехов, которые осмыслял каждый добрый христианин прежде чем идти на исповедь.
Художник также объясняет общий смысл картины, цитируя главу и стих, как священник, хорошо разбирающийся в писаниях. С аббревиатурами, приведёнными в полном объёме, бандероль наверху читается следующим образом: Gens absq[ue] [con]silio e[st] et sine prudentia // deutro[m]y [um] utina[m] sapere[n]t [et] i[n]telligere[n]t ac novissi[m]a p[ro]videre[n]t (Второзаконие 32:28–29: Ибо они народ, потерявший рассудок, и нет в них смысла. О, если бы они рассудили, подумали о сем, уразумели, что с ними будет!) Absconda[m] facie[m] mea[m] ab eis: et [con]siderabo novissi[m]a eo[rum] (Второзаконие 32:20: Сокрою лицо мое от них и увижу, какой будет конец их).
Послание картины: человек, лишённый внутреннего закона и разума отправился в необузданное путешествие по семи смертным грехам. Осознание природы греха и собственной греховности посредством одновременно эмпатического и остранённого созерцания соответствующих визуальных образов может привести к покаянию и стать очистительной практикой.
Вся композиция вписана в систему восьми кругов.
Тем не менее каждого человека ожидают Четыре последние вещи: сначала смерть.
Рис. 50. В центре самого большого, центрального, круга, напоминающего огромный глаз или вогнутое зеркало, изображён «Муж скорбей» – Христос, восстающий из могилы и демонстрирующий рану в боку. Подобное изображение обнаруживается у Босха в «Мессе святого Григория», на закрытых створках триптиха «Поклонение волхвов» (глава 7, рис. 2, 24). Это обращение к верующим, призыв идти по тому пути, который показал Иисус, размышлять о Его мученической смерти на кресте за прощение грехов человеческих. Внутренний круг, или «зрачок», окружён позолоченными лучами, простирающимися к внешнему кольцу, которое делится на семь сегментов, изображающих грех. Грех же Босх передаёт через повседневные бытовые сцены с участием людей разных социальных классов, наблюдаемых всевидящим оком Бога.
Рис. 51. Гнев (Ira – подписи к грехам даны в левом углу каждого сегмента), расположен в привилегированном месте: между фигурой Христа и подписью на бандероли, традиционно занимаемом Гордостью и Завистью – источниками всего человеческого греха, как полагали богословы. Босх же ставит во главу угла гнев, представленный в сцене пьяной драки, развернувшейся неподалёку от таверны. Источник разлада, судя по всему, женщина. Разбросанная обувь – визуальный намёк на прелюбодеяние. Преступление на бытовой почве, подогреваемое алкоголем и развратом, разворачивается перед зрителем, призывая следить за своим поведением и контролировать гнев.
Рис. 52. Двигаясь по часовой стрелке, обнаруживаем сцену с изображением греха зависти (Invidia): девушка выглядывает из окна, но смотрит не на юношу, который дарит ей цветок, а на его толстый кошелёк. Две собаки стоят перед брошенными хозяином костями, исследователи предполагают, что это иллюстрация фламандской поговорки «Две собаки и одна кость согласия не найдут»: двух костей одной из собак мало, и она лаем требует у хозяина последнюю, которую тот зажал в руке, вторая собака завидует первой. Конфликт повторяется и между людьми: хозяин с костью в руке и его супруга завистливо смотрят на богатого юношу с соколом на руке и его слугу с мешком добра на спине – горожанин завидует дворянину.
Рис. 53. Алчность (Avaritia) показана через сцену взяточничества: судья обещает одному и берёт взятку у другого. Перед ним раскрыто Священное Писание, но он следует не закону, а лишь своей жажде наживы.
Рис. 54. Чревоугодие (Gula). Бытовая сцена: неухоженный дом, костёр на полу, стол ломится от яств, – всё центрировано обжорством. Ребёнок в оборванном и грязном тряпье тянется к отцовскому пиву и рульке. Друг рядом – под стать. Хозяйка-жена обслуживает чревоугодие, потворствуя греху. Над ней, над дверным проёмом видна ниша, в которой сидит зловещая сова – символ тьмы и дьявола. Чуть правее нарисована широкополая шляпа, пронзённая стрелой – метафора пронзённой стрелой головы. Глупость, безумие, грех – дорога в ад. Позже во фламандской живописи возникнет целая традиция изображения разгульных домашних пиров и весёлых попоек. Босха же
