Шрифт:
Закладка:
— Ну, если что, я в доле, — пошутил я. — Слушай, все хотел тебя спросить, а как ты в «Вагнер» записался? Тебе же лет уже — полтинник! Хотя выглядишь ты, конечно, моложе.
«Бас» по физическим данным даже визуально мог дать фору большей части окружения. По нему сразу было видно, что он всю жизнь занимался спортом. Прекрасные данные, доставшиеся ему от предков, умноженные на регулярные занятия спортом в течение всей жизни, не позволяли его назвать старым. В отличие от «пересидков», которых нам периодически присылали сюда, «Бас» выглядел молодцом. Одного взгляда на его «молотки», было достаточно, чтобы не нарываться на конфликт.
— Как записался?
«Бас» серьезно посмотрел на меня.
— Как все. Взял, да и записался. Приехали: я послушал и прикинул — шанс есть. Трезво оценил и записался, — он улыбнулся и продолжил: — Там один момент интересный присутствовал. Я когда пошел туда, значит, на собеседование, подписал все… А лет то мне уже было сорок девять. Прошел там все эти собеседования. И, что удивительно, всех там заставляли приседать и отжиматься, а меня не попросили.
Он посмотрел на меня с легким вызовом.
— Ну меня прямо спросили про статьи. Я назвал статьи, по которым сидел. Спросили, с чем умею обращаться.
Ну я там сказал, что автомат знаю не понаслышке. Любое там советское оружие, без проблем. Если не брать там что-то тяжелое. Мне сказали сразу: «Ты принят». Причем очень быстро это все произошло. И все, я ушел. А потом с работы выходили, и в столовой там выдавали бумаги всем подписывать. А мне не выдали. Моей фамилии не было. Меня тогда это очень сильно удивило. Я такой даже подрасстроился. Ну в плане того, что я не мужик что ли? И я, значит, уже матери позвонил… Сначала позвонил матери и сказал, что я записался. Ну она поплакала, поплакала, ну и поняла, в общем. Успокоилась.
Лицо «Баса» менялось по мере его рассказа и отражало все его переживания по поводу перипетий попадания в «Вагнер» и общения с мамой.
— Потом я, значит, брату сказал. Тот тоже там немножко в шоке был. Самое трудное было сказать сыну, что я туда иду. Ну а потом оказывается, что меня в списках нет.
Бумаги эти не дают. Ну не дают и не дают. Я матери набрал, говорю: «Ну такая вот ситуация, меня по ходу не взяли».
Она обрадовалась: «Хорошо сынок… Там судьба такая…».
А я работал до одиннадцати часов вечера. Прихожу, а у меня прямо на моей шконке лежат бумаги с подписью моей фамилии.
Он замолчал.
— Вот было очень сложно второй раз позвонить матери и сказать, что все-таки меня взяли.
— А ты чего пошел? — спросил он у меня.
Я как смог рассказал про свои мотивы, приведшие меня в ЧВК.
— Хм… Тоже значит хотел срок себе скостить, как и мы. «Бас» улыбнулся.
— Я вот тоже… Моментов там, конечно, много… Но, главное, просто хочу на свободу попасть быстрее.
Он опять серьезно посмотрел мне в глаза, как бы проверяя, согласен ли я с тем, что он сейчас скажет:
— Так что теперь задача и вести себя достойно, раз пошел, и в живых остаться.
Доска почета
— Это правильно, — согласился я, с его житейской мудростью.
Я видел в нем человека, которому не безразлично, что происходит в подразделении. Наверное, это было основное, что я понял про него на тот момент. Общаясь с ним, я начал видеть, что есть люди, которые могут составить фундамент подразделения. Люди, на которых можно положиться и доверить им свою жизнь. Он давал мне надежду, что я смогу выжить и вернуться домой.
Пленные
— «Констебль» — «Заправке». В нашу сторону двигаются два ВСУшника! — отрапортовал мне командир группы с позиции «Угол».
— Подпускайте поближе и берите в плен!
На нашу позицию вышло два солдата противника и, когда они были в двадцати метрах от наших окопов, их прижали огнем к земле и предложили сдаться. Они перекинулись между собой парой слов и приняли правильное решение. В условиях интенсивной войны такое случалось часто. Люди терялись и выходили к позициям уже занятым противником, думая, что здесь еще свои. У нас тоже было три пропавших без вести, видимо попавших в плен.
Когда их привели ко мне на позицию, они были одеты в нашу форму и обувь. Пикселька, ботинки, «УкрТаковские» бронежилеты и стильные шлемы красовались на их сопровождающих. Модные автоматы с пламегасителями тоже были в руках моих бойцов.
— Махнулись уже одежонкой? — улыбаясь спросил я бойца.
— Так они сами предложили. Им-то теперь шмотье это без надобности, — нисколько не смутившись ответил он. — Они все одно навоевались. А нам еще бегать тут, — ответил боец с любовью погладив хороший броник.
Экипировка и обмундирование на моих бойцах были максимально удобными в использовании. В отличие от нашего бронежилета класс защиты украинского был ниже. Но в нем боец себя чувствовал быстрее и маневреннее: он меньше уставал в нем и спустя время практически сливался с ним в одно целое. Броник становился его второй кожей. Ботинки у украинцев были турецкого производства, массивные, но легкие и прекрасно держали тепло даже в минус двадцать два по Цельсию.
С пайками дело обстояло несколько иначе. Те, которые мы находили на захваченных позициях, были не в коробке, как у нас, а в зеленом непромокаемом пакете. Это было удобно. В них был обычный набор: кофе, сахар, чай. Вместо галет — сухари в вакуумной упаковке. На мой вкус, наши пайки были лучше. А вот неуставные пайки от волонтеров были замечательными: турецкая ветчина, чешская колбаса, швейцарские сыры. Периодически мы отправляли такие наборы командиру в штаб в качестве подарка. Какое-то время группа Жени «Айболита», как самая результативная из наших подразделений, просила только воду, так как еды у них было достаточно. Среди воинов из бывших заключенных сохранялись добрые, старые традиции: как только какая-то группа захватывала трофеи, по всем позициям устраивался «разгон» — трофеи поровну распределялись между всеми бойцами. Трассеры разносили «грев», чем очень радовали пацанов. Зная мою любовь к кофе с сигаретой и считая