— Ага, в НХЛ на кубке «Стенли» тоже все команды бороды не бреют, но выигрывает только одна. Это мистическое архаичное мышление. Так человек пытается создать себе иллюзию контроля над реальностью. Все эти амулеты, приметы, знаки — это все предрассудки, — убеждал я Женю.

— Вот и посмотрим. Ты бреешь, а я не брею, — парировал он.

— Да я и в Чечне брился, когда в Ханкалу на оттяжку выходили. И видишь — жив-здоров. Мало у тебя бородатых задвухсотило?

Женя молчал.

— Вот то-то и оно!

— Я дал себе слово: я бороду брить не буду. Пусть растет, как растет, — не зло, но упрямо настаивал он.

— Что за лев этот тигр?!

На войне человек нуждается в надежде. Бойцу нужна хоть какая-то опора чтобы подчинить себе этот хаос. Психологически мне было понятно, как работают амулеты и ладанки. Каждый из нас с самого детства надеется и даже верит в формулу: «Все умрут, а я останусь». Страх смерти и небытия преследует человека с самого детства. Мы вырабатываем психологические защиты, которые не позволяют нам осознавать простую и неприглядную истину: «Все, и я в том числе, умрем». Нас не будет. Как не было до нашего рождения. А мир будет жить дальше. На войне, когда на твоих глазах ежедневно умирают люди и ты ежеминутно подвергаешься смертельной опасности, у некоторых перестают срабатывать защиты. Человек давит чувства, или слетает с катушек, как «Калф».

ПТСР — это следствие неспособности психики переработать очень сильные травматические переживания, связанные с опасностью личностного уничтожения, либо уничтожения другого, погибающего на моих глазах. Психика всячески старается ухватиться хоть за что-то, что может пообещать, что с тобой все будет хорошо. Говорят, в окопах нет атеистов.

А я бы добавил, что все «двухсотые» верили, что они останутся живы и судьба будет к ним благосклонна. Но, даже понимая это головой, мы стремились зацепиться за соломинку.

Я взял у банщика триммер и сбрил все волосы на лице, до которых смог дотянуться. Это была моя первая борода, которую я отрастил в своей жизни, и это оказался очень неудобный аксессуар. Когда я днями сидел на рации, волосы постоянно лезли в рот и застревали между зубов. Когда я нервничал — а делал я это часто — я грыз их, и они попадали в рот. Без них я почувствовал себя моложе и свободнее.

Мы помылись и стали одеваться. Хорошо, что у меня в Зайцево были припрятаны вещи, которые хранились на складе у старшины нашего взвода. Я, как человек уже бывалый, взял с собой хорошее нательное белье: комплект термобелья и хлопчатобумажные трусы и носки. Первый слой одежды, прилегающий к телу, должен быть максимально качественным. Жене достались китайские труселя размера XXXL, которые, должно быть, носят только китайские великаны, но даже в них он выглядел как стриптизер.

— Тебе бы девки могли совать деньги в эти трусы — за твой вид. Смотри какая сзади красивая копилка, — смеялся я.

— Ага.

Женя ржал вместе со мной.

Это был истерический смех. Мы оттаяли в этой бане не только телом, но и душой. В ней было тепло — из крана текла горячая вода, и окопы, мины и холод стали казаться далеким прошлым. Нам было легко и весело. Со смехом над Жениными трусами из нас выходило накопленное напряжение, которое мы не могли никуда деть на передке.

Смех рождал ощущение безопасности. Смех был нашей броней от ужаса, который начинался за стенами этой баньки. Смех был нашим другом и нашей эйфорией, помогающей стать добрее и спокойнее.

Вдоволь насмеявшись, мы оделись в свою форму поверх нового белья и оглядели друг друга. Баня закончилась. Пора было возвращаться обратно.

Украинские артиллеристы прекрасно знали расположение наших позиций, потому что когда-то это были их позиции. Все было пристреляно, и каждый день они устраивали профилактические обстрелы, чтобы мы не расслаблялись. Регулярно прилетало и на «Рехау» и в Зайцево. Не было ни одного дня, который бы обошелся без обстрелов и «трехсотых». Ежедневно от одного до пяти бойцов получали легкие ранения. Бойцам прилетали осколки, которые проходили навылет или застревали в их мягких тканях. Все, что не угрожало их жизни, считалось легким ранением. Но в любом случае почти всех «трехсотых» нам приходилось эвакуировать в тыл. Шел непрерывный круговорот бойцов в природе. Когда их становилось меньше, я выходил на командира и говорил, что мне нужно десяток бойцов. Они скребли по сусекам, или получали пополнение из тренировочных лагерей, и мне поступал знак, что можно приходить и забирать новеньких. Я или кто-то другой приводил их на позиции, и в течение нескольких дней у нас был полный комплект. Затем повторялась та же самая история, и часть бойцов выбывала «двухсотыми» и «трехсотыми». Были и такие случаи, когда группа даже не доходила до передка и ее накрывали минами или ВОГами с «птичек». К счастью, я водил своих «пополнях» по диверсионному осторожно, и мои группы всегда доходили без потерь. Механизм «Проект К», который был частью еще большего механизма ЧВК «Вагнер», крутился и работал, перемалывая профессиональные украинские части.

После бани мы зашли в штаб, чтобы ближе познакомиться с «Горбунком». В штабе его не было, и нас отправили в хозяйство «тяжей». По дороге я вспомнил Женю, который был командиром расчета АГС и отметил про себя, что думаю о его смерти отстранено и без сильных эмоций. Гражданский человек Костя, который приехал в Молькино, постепенно превращался в бойца с передовой.

Володю мы нашли за работой: он перебирал и настраивал АГС.

— Тебя, значит, забрали тогда, потому что ты спец?

— Да. Я думал, может, проблемы какие-то? Хотя понимал, что вроде не было залетов. Но командир строгий.

— Угу, — подтвердил я. — Как встретил?

— Да как… Пришел. Захожу к командиру. Взгляд грозный. Видно, что шутить тут вообще не вариант. Спросил, артиллерист ли я. Я докладываю: «Шесть лет прослужил. Участвовал там-то и там-то…», — спокойно и уверенно рассказывал он. — Говорит: «Будешь командиром “тяжей”». Я думаю, что, за «тяжи». Оказалось, это СПГ, АГС и пулеметы крупнокалиберные. А минометов и пушек нет. Жаль.

— Командир у нас строгий, — подтвердил я, разглядывая наполовину разобранный АГС, который блестел от смазки.

— Да, когда он меня отправил спать, я выдохнул. Утром танк разбудил. Они тут вторую линию домов разбирают им регулярно.

Он улыбнулся, и стало ясно, что ему действительно это не в диковинку.

— Вот. Разбираюсь с «тяжами»!

Он показал рукой на АГС, СПГ и два пулемета: «Корд» и «Утес».

— Не велико хозяйство. Миномет