— Ок. Сделаем все возможное.

— И невозможное, — добавил он и отключился.

Угол, на котором находилась заправка «Параллель», был залит человеческой кровью. На тот момент здесь погибло человек по сорок с каждой стороны, не считая раненых. И конца этому пока еще не предвиделось.

На меня вышел командир и сказал, что мне нужно через час встретиться с соседями на «Дяде Васе». Придя туда, я с удивлением и уважением встретил того самого командира взвода разведки — «Конга». Это был взрослый мужчина с молодыми улыбающимися глазами. Он оказался крепким, как кузнец, и позитивным, как баптистский пастор. Говорили, что у него было около двадцати ранений. С ним был командир группы РВ — плотный, как борец, молодой человек, группе которого и требовалась помощь.

— Привет, братан, — без промедления начал «Конг». — Короче, ситуация такая. Мы тут немного зависли. Видишь эти бабушкины избушки? Там с ними какая-то странность. Смотрим с дрона — вроде нет никого. А начинаем продвигаться — они как из-под земли пачками выпрыгивают. Как будто у них там катакомбы подземные. Знаешь, как у наших в войну в Севастополе.

— Аджимушкайские каменоломни в Керчи, — вспомнил я странное название. — Думаете, там сеть подземных траншей?

— Да хер знает. Тут в округе, как и в Соледаре, столько шахт разных. Может, тут под всем Бахмутом целый лабиринт с пещерами.

«Конг» с улыбкой посмотрел на меня.

— Когда возьмем город, тогда и разберемся с этим филиалом ада.

— Я вот тоже иногда на фишке стою ночью, и такое ощущение, что они тут как мыши нор нарыли и могут выскакивать как кроты оттуда. А в прицел ночной смотрю, и нет никого.

— Ладно, не параной.

«Конг» похлопал меня по плечу.

— Смотри, «Констебль»… Классный позывной кстати, — прикололся он. — Вы на двести метров впереди нас, — он стал тыкать пальцем в перчатке в карту. — Мы тут. И мы вот сюда пытаемся продвинуться вдоль дороги. У них тут датчики движения, видимо, стоят. Нас сразу гасят серьезно. Мы уже и так, и этак пробовали.

А нам нужно вот этот «частник» взять, чтобы эти пятиэтажки зажать с двух сторон. Сечешь фишку? — быстро заговорил он.

На фото боец «Констебль»

— Что от меня требуется? Вместе штурмовать будем?

— Не. Мы сами, — влез командир группы. — Мы к вам на позицию подтянемся и запрыгнем в их «частник». А вы просто огнем нас поддержите.

— Ясность полная, — ответил я, как обычно отвечали мне брянские зеки.

Мы попрощались и договорились выйти на связь утром, перед штурмом.

Штурм с разведчиками

Часов в шесть утра через нашу позицию проходила группа эвакуации, которая шла к заправке. Вел ее заместитель «Баса» — «Макс». Он берег своих пацанов, и вел их, с интервалами в семь метров.

— Привет, «Констебль»!

— О! Привет «Макс». Как дела? — спросил я его.

«Макс» был конторский и присоединился к нам через неделю после нашего приезда на базу, где нас накрыло «Хаймерсами».

— Носим, — ответил он и замялся: — Хотел спросить тебя. — Он сделал паузу — Слушай, забери меня к себе, в штурмовики.

— Такты же заместитель командира групп эвакуации?!

— Да, я хочу воевать. Я же сюда за этим и ехал. И вот попал сюда.

Я понимал, что с ним происходит: он знал, что он воин — он хотел воевать и рвался на передок.

— Братан, — я смотрел ему в глаза, — давай объективно: группа эвакуации — это жесть. Реально жесть. Ты и так постоянно подвергаешь себя огромному риску. Несешь, допустим, «двухсотых», «трехсотых» под обстрелами. Ну зачем тебе эти штурма?

— Да я же ехал…

— Я же вот тоже не выбирал быть командиром и тащить эту ответственность. Я думал воевать разведчиком. А тут раз, и все.

Он понимающе кивал головой.

— Вы вот там с «Басом» вдвоем, и мне спокойно. Я знаю, что там есть два человека думающих, с головой. Это важно очень.

— Понял — сказал он.

— Там, кстати, на заправке пару наших «двухсотых», которых мы давно забрать не можем. «Птица» гонит на меня, чтобы я решал вопрос.

— Завтра сделаем. Мы же уже два раза пробовали. И днем, и ночью, — сказал он твердо.

Он посмотрел куда-то в сторону Бахмута, попрощался со мной и побежал догонять свою группу, которой командовал. «Макс» мог никуда не ходить, но всегда и везде был со своей группой. Он был ростовским и вырос в правильном районе с правильными представлениями о жизни.

Утром, часов в семь, как только стало светать группа РВшников стала перепрыгивать через шоссе к нам на позицию и накапливаться в посадке. Перебежав в районе стелы через дорогу, они стали продвигаться по посадке к позиции, которая была напротив заправки. Так совпало, что группа эвакуации именно в это время стала вытаскивать оттуда нашего раненого. Видимо, одну из групп засекли и стали накрывать из минометов. Судя по интенсивности обстрела, работало три миномета и СПГ. Они, основательно выкашивая посадку, от которой на тот момент и так мало что оставалось, накрыли и разведку, и эвакуацию. Марсианский пейзаж бурелома внезапно озарился яркими вспышками и земляными цветками, источающими дым. Группа эвакуации и РВшники, попав под неожиданный обстрел, заметались из в стороны в сторону.

— Отходим! — закричал «Макс».

Группа РВшников попыталась отступить вместе с ними.

— Стой! Куда вы бежите? — заорал я. — Прыгайте все в блиндаж!

Они стали падать ко мне в траншею.

— Куда ты дернул? — спросил я командира группы РВ.

— Так все побежали, и я побежал… Паника, — ответил он.

Мы сидели с ним, прижимаясь к стенке окопа, как Мел Гиббсон и сумасшедший ирландец в фильме «Храброе сердце», и нервно ржали.

На следующий день мы повторили штурм. С самого утра ко мне на позиции пришел «Конг» с РПГ и сказал:

— Сейчас я немного поработаю по противнику.

Украинцы и мы отличаемся сообразительностью и смекалкой. И они и мы долгое время жили в условиях дефицита ресурсов. Это научило собирать нас из говна конфету. Русь-матушка всегда была богата на изобретательных Кулибиных да Ломоносовых. Радио и лампочку придумали русские. Телевизор и основу компьютера — транзистор — тоже придумали наши. Придумали, но не запатентовали. В результате, финансовой выгоды — ноль. Но еще большее количество этих народных умельцев так и осталось неизвестными «Левшами», которые спились да пропали по закоулкам и селам, по лагерям и весям. Кто же его знает, сколько недооцененных и непонятых гениев