Я стоял и смотрел на него, думая стоит ли мне рассказать ему, что я знаю, как он хотел подставить меня перед командиром, сознательно искажая мою информацию, которую я передавал через него. Часто моя рация не добивала до Зайцево, и я передавал информацию ему, а он передавал ее дальше. Ребята с «Рехау» уже после его ухода рассказали, как «Бас» стал с ним ругаться из-за того, что он искажал информацию.

По всем законам динамики развития социальных групп наличие общей опасности должно сплачивать команду и делать коммуникации между ее членами более прозрачными и честными. Но этого не происходило. Всегда были те, кто боролся только за себя. Хотел урвать место потеплее и подальше от передка. Кто трусил и под любыми предлогами избегал опасностей. Смотреть на него, сидящего в этой дырке было неприятно.

— Ладно. Бывай, «Антиген», — сказал я и пошел дальше обходить позиции.

После обхода я вернулся в свой блиндаж и прямо от входа почувствовал запах горохового супа с тушенкой, который Рома навострился варить из трофейных продуктов. Гороховый крем-суп был порошковый, и его нужно было просто залить кипящей водой. В суп он бросал банку тушенки, и мы были обеспечены едой на два-три дня.

— Держи!

Я протянул ему теплые штаны, которые мне подогнали ребята.

— Да не нужно «Констебль». Мне и так нормально, — с ходу стал отнекиваться он.

«Абакан» по одной ему известной причине не брал себе ничего из трофейных вещей. Он отказался от ботинок и всего, что я ему предлагал, в пользу бойцов, которые больше были на передке. Несмотря на то, что он периодически и сам ходил в накаты, он стеснялся и не считал для себя возможным пользоваться малейшими привилегиями. Я смог всучить ему трофейный автомат, потому что все меняли свои автоматы на трофейные, боясь потерять их. В случае утери автомата с нас могли спросить по полной, а утеря трофейного оружия никого не беспокоила. Бойцы, становясь обладателями нового оружия, тут же сдавали конторские автоматы оружейнику «Люгеру». Рома хотел вернуться домой к жене и сыну. В зоне он осознал, что, совершив преступление, поступил плохо. Для него словосочетание «искупить вину» не было пустым звуком. Он находился здесь именно с этой целью — простить себя и своими действиями показать, что он раскаивается в содеянном. В тот вечер пришлось манипулировать его чувствами, чтобы заставить его взять штаны. Суп был чудесным, и после трехкилометрового обхода был кстати.

На фото боец «Пионер»

Не успели мы доесть суп, как в гости пришел «Горбунок» со своим приятелем «Пионером». Мы поздоровались, и я увидел, что он с удовольствием осматривается и находится в приподнятом состоянии духа. На передовых позициях ему было привычно и хорошо.

— Отлично вы тут устроились, — без лишней бравады сказал «Горбунок». — А мы за «Браунингом». Это больше предлог. Надоело мне в тылу, а просто так не отпускали. Что мы уже там только не делали: и снаряды скомпоновали, и все оружие перечистили, и из подручных средств табличку стрельбы из АГС сделали. Я уже к командиру подошел и прямо спросил: «Зачем нас тут держат?». Он говорит: «Когда нужно будет — узнаешь». Ну мы за пулеметом и напросились. Отпустил.

— Так пулемет не на этой позиции. Он ближе к заводу.

— Да, я знаю.

Он улыбнулся.

— Я вон «Пионера» выгуливаю. Он на войне первый раз.

А мне-то тут просто интересно осмотреться. Как у вас тут все налажено и куда стрелять заодно посмотрю.

— Садитесь. Чаю попьем.

— Не откажемся, — ответил «Горбунок» за себя и своего товарища.

— А ты каким судьбами тут?

— Да я про «Вагнер» давно слышал. Еще в 2015-м в Сирии, — размеренно и не спешно стал рассказывать «Горбунок». — Я тогда там принимал участие в боевых действиях в составе Министерства обороны. Тогда мало кто знал про эту структуру, но мне уже тогда говорили, что ребята там профессионалы своего дела. Так что я загорелся попасть в «Вагнер». Но, прослужив шесть лет, жизнь сложилась так, что меня посадили.

Когда он говорил, он как будто уходил в себя, и казалось, что он полностью отключается от реальности. Грамотно поставленная речь и уверенность в себе выдавали в нем человека интеллектуально развитого и опытного.

— То есть ты успел уже повоевать нормально?

— Да.

Он на секунду задумался и продолжил:

— Я в зоне увидел, что начался набор в «Вагнер». Сразу нашел номер, позвонил в компанию и сказал, что очень сильно хочу к ним попасть, но есть небольшая проблема, и она в том, что я в «местах не столь отдаленных». На что мне ответили:

«Мы вас взять не можем». Для меня было, конечно, обидно.

Я всю свою жизнь воюю. С 2014-го года был на Украине. С «Гиви» воевал и «Моторолой». Всегда хотел связать свою жизнь с защитой нашей страны. Тут война. А я не могу ничем помочь.

— То есть тогда еще проекта не было?

— Я тогда про него не слышал. И вдруг происходит что-то волшебное! По крайне мере для меня. К нам прилетает Главный. Человек с большой буквы. С великим статусом и полномочиями.

— Сам к вам приезжал?

— Да. И задает обычный вопрос: «Кто хочет поехать?». Вокруг была куча сомнений, глупого геройства и нелепого смеха. Люди вокруг не понимали всей важности момента.

А я стою, смотрю на трижды героя России и понимаю, что если уже такие люди к нам прилетели в такие места, то Родина в нас нуждается.

Я смотрел на «Горбунка» и понимал, что он настоящий военный — от портянок до бритой наголо головы. Так мог рассуждать только человек, который рожден для армии и воспитан для защиты Родины. В его выражении лица, когда он это рассказывал, в его интонации не было ни тени сомнения или намека на то, что он мог поступить по-другому.

— Конечно, лично у меня не было никаких сомнений по поводу того поеду я или нет. Честно скажу, я даже не успел подумать и просто уверенно шагнул вперед. Без права выбора вернуться назад в строй. Я всю свою жизнь был военным, да оступился. Вернутся обратно, взять в руки автомат — это большая честь и гордость для меня.

— И много вас записалось из лагеря? — спросил я и посмотрел на «Горбунка» и «Пионера».

— Многие думали, пойти или не пойти. Подходили ко мне с вопросами. Скажу честно, многих я отговорил и не жалею об этом. Это другая война, и в ней