— Полно. Практически безлимит «морковок». Но гранатометчиков мало.

— Ну, это мы исправим. Пошли стрельнем? — по-мальчишески предложил он. — У меня с глазомером все отлично. Могу так навестись, навскидку.

Мы взяли РПГ, и «Горбунок» провел нам показательные стрельбы. Клал он снаряды, как снайпер.

— А ты, значит, и с АТС будешь работать?

— Пока не ясно.

— Тут кстати на днях расчет АГСа из «Пятерки» убили троих украинских диверсантов. Они из АГС обычно из-за ангара дальнего стреляли. Придут утром, отроют станок, накидают немного по запросу и на ночь уходят обратно в Зайцево на оттяжку. Я, кстати, все-таки больше АГС люблю для штурма, а не РПГ, — вставил я про свои предпочтения.

— Одно другому не мешает. И что эти АГСники?

— Ну и они вечером возвращались и засекли в лесопосадке троих диверсантов украинских. Подползли сзади и вальнули их по-тихому.

— Ловкие ребята. Нужно мне с ними подружиться. Вдруг чем-то будем друг другу полезны.

Мы договорились, что «Горбунок» научит бойцов стрелять из гранатометов, и он засобирался в дорогу. После общения с ним осталось такое же впечатление, как от общения с «Басом»: это был человек, на котором держится костяк подразделения, человек-свая.

Темная ночь, только пули свистят по степи…

Едва стемнело, когда ко мне в блиндаж запрыгнул «Зеф» с перебитой рукой. Выглядел он серьезно и сосредоточенно. За то время, что он был в Жениной группе, «Зеф» превратился в настоящего воина. Он перестал пререкаться и выполнял Женины приказы беспрекословно.

— Привет, командир.

— Привет. Что случилось?

— Да, в натуре, подловили нас хохлы. Поползли мы там в одно секретное место. Хотели мочкануть там парочку тел. По теплаку видно было, что их там всего двое. А они там, пидоры, мин понаставили. Вот, зацепило.

Он показал мне руку.

— Пробило кисть осколками.

— Тебя одного зацепило?

— Да. Не мой день. Поеду теперь на больничку.

Он попробовал улыбнуться.

— Давно на воле не был.

— Ладно, давай иди, — стал поторапливать я его. — Выздоравливай.

«Зеф» побежал дальше и я еще секунд тридцать смотрел ему вслед и вспоминал, как я гонял его на полигоне за его своеволие.

Пора было выдвигаться в сторону заправки, чтобы проверить посты и боеспособность пацанов. Среди них было много нового пополнения и мне сложно было доверять им. Мне нравилось передвигаться одному во время ночных обходов, когда я был свободен и принадлежал только себе. Это было время, когда создавалась иллюзия, что у меня нет давящей ответственности за всех бойцов и позиции. За подвоз боекомплекта, вынос раненых и погибших. Нет ответственности перед командиром и ЧВК. Был только я, небо над головою и грязь под ногами.

Я брал с собой рацию и перемещался по траншеям, чуть приглушив звук. Это был своеобразный адреналиновый квест.

Я шел, прислушивался к звукам ночи и был взведен, как пружина, от потенциальной опасности. Многие позиции я знал наощупь. Какие-то, вновь вырытые, были для меня, как «терра инкогнита». Передвигаясь по траншеям, я успевал повидаться со всеми бодрствующими бойцами и перекинуться с ними парой слов. Кого-то нужно было нахлобучить, а кого-то подбодрить. Так само собой получилось, что жизнь этих мужчин разного возраста стала зависеть от меня. А моя жизнь в прямом смысле завесила от них.

Помимо этого, походы были для меня самым лучшим противоядием от холода и скуки. Умение разнообразить свою реальность — это свойство психики взрослого человека. Скука, как неприятное эмоциональное переживание, имеет очень простую функцию — она говорит нам, что все, чем мы занимаемся, это обыденно и понятно. Скука говорит, что мозг нуждается в чем-то новом. Именно скука толкает людей к обучению, путешествиям и новым контактам с людьми. Я любил расспрашивать некоторых вновь прибывающих бойцов про их жизнь до СВО. Каждый человек был новой, непрочитанной книгой, которая хранила в себе неповторимую информацию.

Эта ночь была морозной и светлой, из-за огромной круглой луны, низко висевшей над землей.

«Движение — это жизнь!» — думал я, когда заметил в десяти метрах впереди по траншее фишкаря, который сидел, укутавшись в спальник, как немец под Москвой. Издалека он был похож на известного «Ждуна», или большой неопрятный кулек. Я осторожно и незаметно подкрался к нему сзади и приставил нож к горлу. Он напрягся в своем коконе и не проронил ни звука. Пока я не заговорил, он не понимал, свой я или чужой.

— Спишь сука? — прошептал я.

— Нет, — ответил он. — У меня глаза открыты.

— Ты труп. Ты понимаешь это? Что из-за тебя, долбоеба, нас всех могут вырезать, — шептал я ему в ухо. — Они бы убили тебя и пошли дальше по окопам, закидывая нас в блиндажах гранатами.

— Я понял…

— Что, сука, с вами не так? — злился я. — Вы же пришли, чтобы выжить и пойти на свободу. А делаете все, чтобы вас тут положили.

— Я не спал. Просто замерз очень, — пытался оправдываться он.

Мороз и их неспособность перестроиться и понять, что тут не игра «Call of Duty», а реальная война с реальным противником, делали бойцов уязвимыми. Нужно было что-то придумывать, чтобы формировать более зрелое поведение. Есть такое направление в психотерапии, как бихевиоризм. От английского «behavior» — поведение. Бихевиористы утверждали, что для формирование нового поведения просто нужны стимулы. Кнут, чтобы создавать неприятные стимулы в виде боли и нужды, и пряники, чтобы поощрять тех, кто меняет свое поведение. Осталось решить, что мы можем использовать в качестве кнута и пряника?

«Что работало в тюрьме?» — задумался я.

В тюрьме и зоне работали «понятия». Кодекс правил, за нарушение которых проштрафившийся мог быть наказан. И если не работает индивидуальная ответственность, нужно ввести групповую. Как в войсках Чингиз-хана за косяк одного наказывалась вся группа вместе с командиром. Командир группы и бойцы должны были сами принимать меры по отношению к безответственным бойцам. Нужно поместить их в привычные для них условия «понятий» и «спроса» за их нарушения. Только «понятия» тут были военные, и «спрос» был по всей строгости военного времени. Здесь, как в зоне, постепенно должно сформироваться понятие, что подставить своего командира и товарищей — «западло». Должно быть «стремно» уснуть на посту и подвергнуть опасности «братву». Ну а если это случится, то группа сама будет «спрашивать» и учить новых бойцов понятными для них методами.

Я согласовал с командиром санкции, и мы стали штрафовать их на деньги. Не ответил по рации вовремя, когда была перекличка по «прогнозу погоды», минус пятьдесят тысяч.