Шрифт:
Закладка:
Двух бойцов, оставшихся лежать перед центральным украинским блиндажом, который я ходил штурмовать, мы вытаскивали всю ночь. Рельеф местности позволял прятаться и не попадать под обстрел из стрелкового оружия. Ребята подползали поближе и, зацепив кошкой за амуницию, вытаскивали их на безопасное расстояние. К утру их тела попали на точку «Кедр», где складировали наших «двухсотых». Было холодно, и мы могли себе позволить накапливать тела, пока за ними не приезжала другая группа из Клинового. Семья каждого из них получала по пять миллионов рублей. Деньги передавались тому, кто был указан в завещании, а тело хоронили в том месте, которое указал боец: либо на родине, либо на «Алее героев» — кладбище ЧВК «Вагнер».
В этот же день группа эвакуации наткнулась на мертвого украинца в посадке. Документов у него не было, но по экипировке было понятно, что он наемник. Он был в черной одежде и по слухам такая одежда была у поляков, грузин, или айдаров-цев. Рядом с ним нашли гранатомет и автомат. Он был ранен и, отступая с позиций, вытек уже в лесу. Мы осмотрели его и оставили там, где он и лежал.
Утром мы с Ромой стали заключать пари на то, во сколько пойдут «осадки».
— В восемь начнется, я думаю, — задумчиво говорил он. — Ставлю на кон полчаса фишки.
— В девять! Ставлю полчаса и свою сигарету!
Я протянул ему руку, и мы заключали пари.
В этот раз победил я. Украинцы стали стрелять ровно в девять. Порой за день по нам прилетало от пятидесяти до ста мин и снарядов.
— «Констебль», а почему нам расход дают в день по десять мин, а у них вон сколько? — заводил пластинку «Абакан».
— Не начинай. Я не знаю. Воюем с тем, что есть. Если ты будешь постоянно ворчать или заморачиваться на том, что у нас что-то не так, ты сойдешь с ума. Прими реальность такой, какая она есть, — убеждал я себя и его. — Ты можешь что-то изменить в этой ситуации? — дождавшись, когда перестанет шуметь в ушах, после очередного «прилета» спрашивая я. — Вот и я не могу. Вон, справа от нас, храм Божий видишь?
— Вижу.
Он моргал глазами, глядя на меня.
— Молись лучше, чтобы не прилетело, и чтобы у нас, как у них, появилась артиллерия.
Справа от нашего блиндажа, через шоссе, в поселке Опытное, находился православный «Покровский Храм». Глядя на него, я думал о том, что практически все религии призывают к миру и любви. Во всяком случае христианство и сам Иисус призывали к миру и прощению. Но, молясь Отцу, Сыну и Святому Духу, люди не забывали параллельно убивать друг друга — во имя Господа и ради других интересов. Батюшки обеих сторон благословляли воинов и поддерживали боевые действия. На этом моменте я впадал в ступор и запутывался в теологических противоречиях.
«Caedite eos. Novit enim Dominus qui sunt eius — “Убивайте всех! Бог узнает и рассортирует своих”», — вспомнил я крылатую фразу папского легата и цистерцианского аббата Арно Амальрика, руководившего штурмом города Безье в Альбигойском крестовом походе.
Дальше, метров на пятьсот вперед по шоссе, у украинцев находился хорошо оборудованный узел обороны. Судя по карте, там была какая-то ремонтная база, которую они оборудовали под «укреп». Оттуда нас постоянно накрывали из АГС и СПГ. Танк работал из Бахмута с возвышенности, пытаясь разнести угол, на котором закрепилась группа. Потери среди личного состава я воспринимал как личную неудачу и переживал о том, что нас опять выбьют оттуда, и нам вновь придется забирать эту точку. Сегодня эвакуировали парня, которого «Вьюга» оставил за себя вместе с несколькими ранеными бойцами. Нам нужно было сильнее закопаться в землю, чтобы продолжать контролировать шоссе и постепенно продвигаться дальше, параллельно с РВшникам, которые бодались с украинцами в высотках Опытного.
Между нашими и украинскими позициями было метров сто пятьдесят нейтральной полосы. Всякий раз, когда я слышал мелодичную украинскую речь, возникало чувство любопытства: о чем они там «размовляють». Это были такие же мужики, как и мы, и, скорее всего, говорили они на те же темы, что и мои — бойцы. Обо всем и ни о чем одновременно.
«Пегас» сделал облет и заснял украинские позиции, которые я нанес на свою карту. Мои ребята были работящие и копали достаточно хорошо в перерывах между обстрелами, но искусство маскировки у них отсутствовало напрочь. Выкопанные блиндажи они, как флагами, накрыли ярко зелеными спальниками.
— Ты понимаешь, что вы сделали? — спрашивал я командира группы по рации. — Вам нужно все эти ваши спальники замаскировать ветками и землей. Сделать все неприметным. Вас же убьют.
— Ааа… Понятно.
— Как стемнеет, приходи на завод «Рехау», я тебе дам пополнение и объясню следующую задачу.
Не прошло и часа, как мне доложили, что этот боец ранен.
— Пацаны, если ваш командир «двести» или тяжелый «триста»… — я сделал паузу и продолжил: — Тот, кому все доверяют, просто берет станцию и начинает руководить группой. В камере же вам никто не выбирал старшего. По каким-то принципам вы его находили. И тут такая же система.
Вечером ко мне на позицию вместе с группой эвакуации пришел «Бас».
— Поздравляю! — искренне радовался, что его назначили командиром, с которым я буду взаимодействовать.
— Спасибо, — просто и с достоинством поблагодарил он.
— Хотел обсудить с тобой тему эвакуации. Как можно уменьшить потери среди твоих? Может, хитрость какая-то есть?
Группа эвакуации
— Какая тут может быть хитрость? — серьезно стал объяснять мне «Бас». — Внимательность должна быть.
Он задумался и посмотрел в небо, после чего продолжил.
— Вышел. Огляделся. Если небо чистое и звука нет — пошли. В идеале, группа должна состоять из шести человек. Для такой работы, как минимум. Первый, значит, идет и смотрит вперед. Растяжки, не растяжки. Четверо человек идут с носилками. Они несут раненого. А если без раненого, то все растягиваются и идут на расстоянии семи метров друг от друга. Не ближе!
А сзади идет человек, который смотрит за небом. Желательно с собой не менее тридцати набитых магазинов. Он,
