— Здесь следы от подвоза — следы колесной техники, следы гусеничной техники. Значит, у них тут должна быть ротация, — тыкал я в видео пальцем.

— Да, здесь тоже, видишь?

На фоне этого рабочего взаимодействия у меня с командиром начали складываться более тесные отношения.

Я чувствовал уважение с его стороны, хотя он называл меня то «бездельником», то «коммерсом». Для него мерилом успеха в жизни была военная служба. Лучше всего в этой жизни он умел воевать, и поэтому я был для него гражданским — случайным человеком в его мире.

— В общем, «Констебль», бери пополнение и продолжай работать. Нам нужна эта позиция.

Пополнение и медики

Я зашел в место, где обычно дислоцировалось пополнение.

Это было третье пополнение, которое я забирал за эту неделю. Я оглядел новобранцев и уже привычно обратился к ним. Объяснил им кто я и спросил об их боевом и армейском опыте. Среди «пополнях» стали появляться бойцы, которые возвращались из госпиталя и уже имели опыт жизни на передке. Среди этих, к сожалению, таких не оказалось.

«Недельки», — подумал я.

— Пацаны, идут жесткие бои. Мы бьемся за каждый метр. Вы, конечно, не можете быть к этому готовы, но я вас предупредил. Вопросы есть?

Повисла тишина.

— Короче, в армии самое главное — дисциплина. А зачем она нужна? — спрашивал я, и тут же отвечал сам себе: — Чтобы выжить и выполнить боевую задачу. Сейчас мы выдвинемся — вам нужно просто слушать меня и делать то, что я говорю. Постоянно следите за тем, что происходит перед вами, по бокам и сзади. Дорога простреливается минометами и «птицами». Мы выходим в темноте, чтобы снизить вероятность поражения группы. Ваша задача: тупо слушать и выполнять приказы.

Эта группа была, к моему удивлению, сообразительная, и мы дошли без приключений.

Мы дошли до завода и я, оставив пополнение погреться и послушать байки «Куска», пошел к «Талсе».

— Посмотрите, что у меня там со спиной? — попросил я.

— Раздевася, камандир.

Я снял с себя все и приспустил брюки.

— На спине рана ест. Сантиметр десат. Осколок ранил тебя в спину, — он потрогал пальцами. — Тебе нужно госпитал.

— Нет. Это не такое серьезное ранение. Если я эвакуируюсь с такой херней — это не по-пацански. Командира подведу. Достать сможешь?

— Будем делать.

Он позвал другого медика, и мне, вколов «обезбол», вытащили осколок. Я забрал его у них на память: «Первый, в моей коллекции». Это был семимиллиметровый кусочек металла с рваными краями.

«Такая маленькая штучка может отобрать жизнь у человека», — думал я, вертя его в пальцах и чувствуя, как медики обрабатывают рану.

— Все. Можешь одется, «Констебль». Нужно каждый вечер ходит на перевязку. Будем мазать тебе рану.

Он показал мне пузыречек с мазью Вишневского.

— Штоб гной не был.

Я пошел забирать своих подчиненных и столкнулся с «Басом», который переписывал номера жетонов и автоматов у «пополняю». Нами велся постоянный учет личного состава. Делать это было сложно в связи с постоянной убылью и поступлением личного состава. Приходилось требовать у командиров групп информацию, которую я получал накарябанной то на кусочках бумаги, оторванной от упаковок пайка, то на куске шоколадной обертки, то на фольги от пачки сигарет. Я сверял свои списки со списками, составленными «Басом», и мы подавали их в штаб.

— Ну что там за пополнение? Есть толковые люди?

— Люди-то люди… — скептически начал «Бас». — Но иной раз приходят, а у них всего по два магазина. Раздал им магазины, которые насобирал.

«Бас» лукаво улыбнулся.

— Так никто не умеет цинк вскрыть с патронами, — продолжал он, — да магазин набить, как следует. Руки, извиняюсь, из жопы. Тут восемьдесят процентов, такие которые автомат увидели первый раз в жизни, если не больше. Как говориться: «Ни украсть, ни покараулить»… ни гранаты снарядить.

«Бас» любил поворчать, но ворчал всегда по делу. Так выражалась его недовольство разгильдяйством этой системы.

— Им в бой идти, я так понимаю, а они ничего не знают и не умеют. Глаза вон, гляди, как у срущей белочки. Ну вот такие моменты.

— Вариантов нет. Я пожал ему руку и повел своих новоиспеченных бойцов дальше.

Весь вчерашний день, мы обменивались с украинцами атаками и контратаками. В тот момент, когда я вернулся, на позиции был хаос: мы выбивали украинцев — они отходили и обстреливали оставленные позиции с нашими бойцами, тут же маленькими группами шли в накат, выбивая нас снова. Позиции переходили из рук в руки по нескольку раз, и мне было не ясно, какие за нами, а какие за нашими противниками. Когда я пришел в наши передовые окопы, стало ясно, что до противника тут метров пятьдесят. Сидя в окопе, я слышал, как они разговаривают между собой: слов разобрать было нельзя, да и ридну мову я розумию не дюже добре, поэтому украинская речь воспринималась как журчание воды в ручье.

Мои мысли, как талая вода по весне, накапливались в ложбинках памяти и, преодолевая препятствия, текли в разные стороны, по дороге собирая все разрозненные факты, подхватывали их и кружили во внезапно образовавшихся водоворотах, создавая новые аналогии и предположения. Следуя изгибам воспоминаний, мысли наталкивались на внезапные тупики и стремились найти новые пути.

Внезапно я вспомнил лицо своего друга Андрея «Валерича», который встречал меня в Краснодаре, и его рассказы про своих родственников со стороны отца и матери. Как и у меня, у него были украинские корни с обеих сторон: отец его был из Ивано-Франковска, а мама — с Донбасса. Его совсем не удивляет эта война, потому что он с детства жил в этом конфликте. Когда родственники отца и матери ругались, то обзывали друг друга исключительно «бандеровцами» и «москалями клятыми». Восток и запад Украины — это разные люди. Разные менталитета, ориентиры и ценности. Именно эта проблема и встала перед жителями и властью «Незалэжной Украины», когда развалился СССР: как из разных по своему ментальному, идеологическому и национальному составу народов создать единую нацию. Поводов для вражды всегда было больше, чем для дружбы. Но дружба была. И не во всех семьях было такое противостояние. Половина России имеет прямых родственников в разных областях Украины, и примерно столько же являются потомками выходцев из Украины — включая меня. По сути, это идеологическая гражданская война некогда единого народа.

— Ладно. Глобальная политика глобальной политикой, но нужно заниматься работой!

Час ушел на то, чтобы распределить пополнение и