Заправку штурмовала группа «Дружбы». Изначально он был инструктором-медиком, но подразделение стерлось, и я назначил его командиром группы, потому что он проявил себя. Его группа удачно запрыгнула в окопы у заправки и перестреляла много украинцев, не потеряв ни одного бойца. Украинцы следовали своей обычной тактике: как только мы выбивали их, и они отступали на следующую позицию, по захваченной позиции тут же начинал работать танк, СПГ и минометы. Часть группы запаниковала, хотела спрятаться и выбежала на открытую местность перед заправкой. Их тут же расстреляли перекрестным огнем, как в тире.

ЧВК «Вагнер» было достаточно известным подразделением к моменту штурма Бахмута. И те, кто смотрели ролики в интернете, воспринимали нас, как суперспециалистов в вопросах войны. Возможно, те, кто воевал в Сирии, Африке и других точках до начала участия в СВО такими и были, но бойцы, которые оказались под моим командованием, не имели с ними ничего общего — кроме духа и личной безбашенной храбрости, продиктованной отчаянием положения. Большинство из моего отделения впервые увидели оружие месяц назад. Они не умели воевать и справлялись с чувством страха, что приводило к неизбежным ошибкам. За две недели подготовки они получили поверхностные знания о ведении боев, а окончательные экзамены у нас принимали украинские десантники, минометчики и танкисты.

Когда танк начал работать по группе, «Дружба» получил осколок в живот, и его утащила группа эвакуации. Переходной жезл командира — рация — перешел по наследству следующему бойцу. Он принял командование, и они всеми силами старались удержать этот клочок земли на Артемовском шоссе. Украинцы тоже боролись за заправку «Параллель» — после нее открывались оперативный простор и возможность штурмовать окраины города. «Антиген», принявший командование на себя, весь день гнал туда подкрепление за подкреплением. Танк и артиллерия все стреляли и стреляли, а «Антиген» стоял с лопатой у топки и закидывал в нее уголь. Топка открывалась, и внутри я видел расклеенное практически до бела жерло, в котором полыхал огонь.

— «Констебль», проснись, — пулеметчик тряс меня за плечо. — Тебя командир вызывает.

Командир вызвал меня к себе, и я опять шел по дороге в Зайцево за пополнением.

«Какой опыт я получил за предыдущие два дня?»

Командир поставил меня в условия, в которых мне пришлось понять, что тут не кабинет психотерапевта, и, чтобы быть эффективным командиром, мне нужно перестать опираться на свои мирные представления о взаимодействии с подчиненными и быть жестче. Я, конечно, злился на то, каким образом он преподнес мне урок, но здравой частью своей личности отлично понимал, что по-другому бы не получилось. Люди, которые сюда попали, долгое время играли с собой и государством в «кошки-мышки». Их основной потребностью и целью были необходимость обманывать, хитрить и выживать. Чем они и собирались заниматься здесь.

Но здесь это практически невозможно. Ты пропетлял раз, ты пропетлял второй, но у тебя контракт на полгода. Если воюешь не ты, то все, от чего ты петляешь, достается твоему товарищу по окопу и группе. Тут так не выжить. И если их не ставить в жесткие рамки, то они постоянно будут обманывать, косить и отлынивать от работы. В большинстве из них живет маленький «Лучила» или «Хисман».

— Мне нужно, чтобы они воевали. И воевали хорошо! Потому что здесь просто нет другого варианта. Если не воюешь ты, то воюет кто-то другой. Ты его подставил — он работает за тебя. Эффективность работы падает и, как итог, задача не выполнена. Нужна четкая система поощрений и наказаний.

Штаб и командир

Я шел в штаб как на казнь. Мне казалось, что сейчас командир меня будет разбирать на запчасти. От нервного истощения ради спасения своей чести я был готов и к суициду.

«Попрошу застрелиться, если вдруг мне скажут, что я опозорил честь ЧВК «Вагнера», — размышлял я.

Вторая часть моей личности, сохранившая здравый смысл и здоровый цинизм, которую я называл «внутренний вояка», отвечала первой части: «Дуру не гони, клоун! Застрелиться захотел. Видали “хероя”?». Первая часть не сдавалась и мужественно вставала к стенке, со словами: «Судите меня по всей строгости военного времени! Пли!»? — командовала она расстрелом.

Чем ближе я подходил к Зайцево, тем больше успокаивался и утешал себя тем, что добыл разведданные, которые были ценны для понимания системы обороны этого блиндажа. Бои в поле, как оказалось, требовали борьбы за каждый метр. Земля была изрыта траншеями, блиндажами и окопами. Это был запутанный лабиринт, в котором затаился Минотавр, пожирающий пришедших сюда солдат противоборствующих сторон. «Кина не будет» — будет настоящая и кровавая война с потерями и непрерывным продавливанием обороны противника, который объективно лучше экипирован и обучен. Фаза шока от реальности происходящего постепенно переходила в фазу злости и поиска виноватых. Все-таки хорошо, что я имею базовое психологическое образование и понимание процессов, которые протекают в моей психике, хочу я того или нет.

Я пришел в штаб и сел ждать, когда освободится командир. Никто не обращал на меня никакого внимания, занимаясь своими делами, но мне казалось, что они не видят меня в упор, так как моя судьба уже решена и всем известно то, о чем я пока не догадываюсь. Первым признаком психического истощения всегда была паранойя. Командир позвал меня к себе. Я выдохнул и шагнул к «стенке».

— Кофе будешь? — спросил он.

Я кивнул, и его помощник-связист сделал мне кофе.

— Ранение сильное?

— Все нормально, — еще не веря, что меня не разжалуют, ответил я.

— Ладно. Садись и будем смотреть видео.

Он достал планшет и стал мне показывать съемки штурмов, которые снимал «Пегас». Мы смотрели, как бойцы, по которым стал стрелять танк, испугавшись побежали прятаться к заправке. На открытой местности, попав под перекрестный огонь, они стали падать как подкошенные. Упав, они застывали в нелепых позах, лежа на асфальте.

— Все «двести»! Как так можно? — злился командир.

— Командир, — собрался я с духом. — Ты же понимаешь, что они совсем необученные и командуют ими случайные люди. У нас еще не сформирован костяк, и тот, кого я утром назначил командиром группы, через минуту уже может быть «триста», или «двести». Это просто зеки.

— И что нам делать?

Я видел, что командиру не все равно. Он переживал не только за то, что мы не могли выполнить поставленную задачу, но и за погибающих людей.

Чем дольше мы смотрели записи, тем очевиднее становилось, что вся оборона украинцев держится на центральном