взрослое, воинское, но одновременно безвозвратно исчезла часть женственности, никому не нужной на войне. Она похудела, потеряв детскую пухлость — но мамина широкая кость заставила раздаться её плечи и бёдра — никто ничего не сказал, конечно, но доспехи пришлось заказывать на размер больше. Она теперь могла не переживать, что у неё где-то лишняя капля жира — весь вес забрали могучие, железной твёрдости мускулы Демона Разрушения, при каждом движении красиво прорисовывающиеся под кожей на зависть даже некоторым мужчинам. Только девичья краса — высокая грудь, на такой мощной опоре уже становилась причиной беспокойства — на заседаниях штаба отвлекая истосковавшихся по дому генералов от дел, а перед боем с трудом помещаясь под нагрудник. С ностальгией теперь вспоминала девушка свои детские переживания о полноте и диеты — давно уже, она приняла как данность происшедший с её телом метаморфоз, поняв, что даже так остаётся и женственной и красивой — просто по другим канонам красоты. И в самом деле, укрепившийся костяк излечил так волновавшую её диспропорцию плеч и бедер, и теперь на принцессу заглядывались не только в лицо, но и в спину, провожая почтительным полушепотом: «Ара, что за женщина!».

Лицо… было бы глупо отрицать, что в зеркале она видела ту же девочку, которая решилась бежать со свадьбы. Лицо похудело, черты заострились, скулы и подбородок — зеркало плеч и бёдер, сделались чуть (совсем чуть), крепче, на впалых щеках, когда она стискивала зубы, иногда стали проступать очертания клыков, больше не подпиливаемых по обычаям знати, но кожа, чуть покрывшаяся оранжевым загаром, была всё ещё по-детски нежна и без единой морщинки — разве что в уголках глаз, из-за её любви не прятать взгляд, а лишь прищуриваться, когда в лицо вдруг ударит резкий ветер или озарит улыбка…

Её глаза… даже её глаза не остались прежними — тот же разрез глаз, выдававший значительную примесь северной крови, что делал её лицо полнее на вид всё детство, теперь, на лице похудевшем, длинноносом, заставлял казаться их ещё больше, порой пугая саму их обладательницу бездонной глубиной цвета тёмной сосновой хвои. И порой, глядясь в зеркала, эта всё ещё юная девушка, задавалась вопросом — во что вырастает нежная бабочка из-за Девятивратной Ограды, вскормленная на крови убийц её брата?.. И тяжело вздохнув и закрыв ставшие такими красивыми глаза, сама себе молча и отвечала: «В волчицу…»… Я же, в свою очередь, никогда больше не назову её «маленькой принцессой»…

Это Азер убедила дочь императора принять произошедшие с той физические изменения как данность. Была годовщина смерти брата, второй день после Танабата. Хозяйка стояла перед зеркалом и ощупывала свои раздавшиеся бёдра, опять не влезшие в доспех. Охраннице, искавшей в тот день ключ от шлюза, это надоело, и она, походя, закрыла зеркало покрывалом.

— Ну, хватит радоваться.

— Радоваться⁈ Я как корова…

— Очень стройна и красивая коровка. Тёлочка.

— Азер!!! Коровы — толстые.

— У людей сравнение с коровой — комплимент.

— Они про походку говорят. У человеков женщин не развозит к старости.

— Развозит, развозит. Ты не только на принцев и принцесс смотри. И какая старость в двадцать один год? Побойся богов!

— Нет, ну посмотри на меня! В какой наряд я теперь влезу⁈ И под доспехами всё торчит и колыхается…

Она осеклась, вспомнив такой же разговор с Мамору в шлюзе сторожевой башни Иваоропенерега год назад.

— Да где у тебя колыхается? Это у тебя кость растёт, ей расти и положено! А всё остальное — мясо, как оно не нарастёт, если тебе нужно и доспех носить и мечом махать! Не хочешь, чтобы росло — не ходи на войну.

— Колыхается. Тут колыхается.

— Сиськи, когда они большие, они и должны колыхаться, иначе это не сиськи! И, я тебе тыщу раз говорила, затягиваться поплотнее.

— Да ну. Мне не нравится.

— О дэвы и ашуры! Мацуко, родненькая, да что ты не поймёшь, что ты красивая женщина с широкой костью! Ты по сторонам поглядывай, что мужики делают, когда ты мимо проходишь — раньше они только на твоё лицо заглядывались, а теперь и в спину провожают!

— Да ну, скажешь тоже. Они просто год женщин не видели.

— Те, мимо которых ты ходишь — женщину видели. Не беспокойся. И не года назад, а каждую ночь.

Хозяйка рассмеялась:

— Раздолбайки… Ты вот скажи, разве тебе было приятно, когда ты растолстела⁈

— Да я обрадовалась! Знаешь, мне как-то естественнее быть толстушкой. Я сама этого и хотела… У меня маму в двадцать пять развезло, я ещё на два года отстала — ещё боялась, что рожать тяжело будет… А у тебя, где жирок, найди⁈

Принцесса указала пальчиком на себя.

— Вот нашла. Видишь? Меня скоро как твою маму развезёт.

— Дурочка! На свою маму смотри! Ничего у тебя нет, и не будет, как у неё — на пятом десятке будешь осиной талией щеголять. Слава прародительнице Лилит, или извини, твоим богам, что у тебя хоть этот жирок остался! А то будешь, вся в узлах от бицепсов-трицепсов, мужикам не на что и посмотреть будет!

— Ну, знаешь… мускулы-мускулы, какие у меня мускулы? Жир растёт.

— На попе тоже жир нужен, чтобы круглая была.

— Не нужен он! Афсанэ говорила…

— Не смеши. Ты монеты пальцами гнёшь, всадника в доспехах с размаху разрубаешь, скромница нашлась. А Афсане не слушай — она всех на свой калибр меряет! А её калибр не наш! Ты — красивая!

Со старшей сестрой Ануш в таком настроении было спорить бесполезно. Кадомацу отворачивалась от зеркала, и смотрела в окно, где в черном небе, над белыми полями снега, разбросав ярко-оранжевые крылья зари, восходило удивительно маленькое солнце…

… Не только природа Коцита -вся эта кампания располагала к сравнениям в контрастах. Неопытный полководец-женщина, за пол-года завоевала больше планет, чем все учёные-переучёные мужчины. Конечно, она не хотела присваивать все заслуги себе — повстанцы почти что играли в поддавки: стратегический план Тардеша, начать захват с научной бесцветной Яншишмы, где были основные исследовательские лаборатории, атомные и ядерные арсеналы, продолжить Акбузатом с его магическими ресурсами, давал плоды — им становилось нечем воевать и нечего взрывать. После «ловушки Тыгрынкээва» на Яншишме, после катастрофы на Акбузате, обескровившей их ряды, они ни разу больше не решались на генеральное сражение, предпочитая сдать без боя пять планет из восьми (считая и Акбузат с бесцветной). Но и другая удача —