В 1832 году Бальзак выпустит повесть «Гранатник» («La Grenadière»), в которой исторический дом, предоставивший себя для отдыха двум влюблённым, станет главным героем повествования.

В середине лета Лора, утомившись от долгого турне, отправится домой, а Оноре, проводив возлюбленную, продолжит работать, задержавшись в гостеприимном местечке до сентября.

По возвращении в Париж Бальзак напишет: «…Я вернулся из восхитительной Турени, где женщины никогда не старятся так быстро, как в других местах. Я очутился в середине большого двора “Мессажери Рояль” на улице Нотр-Дам-де-Виктуар, где ждал дилижанс и не понимал, что вот-вот встану перед выбором: писать мне и дальше бессмыслицу или делать бессмертные открытия…»{180}

Бальзак – Зюльме Карро, 14 апреля 1830 года:

«Вы знаете, каков Париж, – куча песку, подобная тем, что намывает Луара: стоит ступить в нее ногой, и вы завязли. Сегодня здесь заключается сделка, на следующий день – восхитительный званый вечер, где можно послушать пение Малибран, утром – холостяцкий завтрак, вечером – срочная работа, и зияющая бездна поглощает вашу жизнь… Живи вы уединенно, вы скоро стали бы богаты и знамениты»{181}.

Месяцы отдыха и безжалостного по отношению к себе труда вылились в появление очередного бальзаковского шедевра: в 1831 году читатели с восторгом встретят «Шагреневую кожу» («La Peau de Chagrin[56]»).

* * *

Вышло так, что, пока Оноре отдыхал, наслаждаясь обществом нежной мадам де Берни и безжалостного письменного стола, он многое пропустил – например, такую «малость», как очередную французскую революцию. Баррикады на улицах Парижа, стрельба, лужи крови и людская сумятица – всё это произошло без нашего героя, поглощённого собою в «туренской глуши» на Луаре. Если бы Бальзаку рассказали, что столица погружена в хаос, он наверняка бы страшно удивился. Оставшись один в усадьбе (мадам де Берни к тому времени уже уехала), Оноре чрезвычайно занят. Он заканчивает «Трактат об изящной жизни» («Traité de la Vie Élégante»), одновременно работая над «Физиологией гурманства» и «Озорными рассказами».

Наверное, многое из парижской жизни могла бы порассказать Лора, однако женщины – они все одинаковы! Г-же де Берни дела нет, что происходит на столичных улицах, – её мысли только об Оноре, которого она оставила одного за десятки миль от себя. Поэтому все письма стареющей женщины посвящены только её любви к нему. В какой-то момент Бальзак ловит себя на мысли, что слащавые эпитеты Лоры («обожаемый властелин», «сладостная надежда», «я стану тебя лелеять») слишком наскучили, чтобы относиться к ним серьёзно; они вызывали некую приторную оскомину, как бывает после употребления неспелого винограда. Ведь Лора умная женщина, раздражённо размышлял он, а позволяет себе сентиментальную чушь, которую с годами становится трудно терпеть…

Зато каково было изумление Оноре по прибытии в Париж! Изменился не только город, но и горожане. Столица осени 1830 года напоминала ипподром в разгар сезона: шла гонка за должностями. После низвержения и трусливого бегства Карла X каждый стремился ухватить кусок пожирнее от сочного пирога бесхозной власти. Хороший приятель Бальзака и главный редактор газеты «La Mode» Эмиль де Жирарден[57] занял должность инспектора музеев и художественных выставок; бывший наполеоновский солдат, а ныне успешный литератор Мари-Анри Бейль (Стендаль) стал консулом в Триесте; ну а молодой писатель Александр Дюма устроился на «непыльной» работёнке хранителя библиотеки.

Зашевелились и давние друзья Оноре – супруги Карро, попросившие содействия. Судя по тому, что написала Зюльма, в военном училище в Сен-Сире, где проходил службу её муж, ожидались большие сокращения – вплоть до закрытия самого училища.

– Завтра я обедаю с личным секретарем военного министра, – заверил Оноре супругов. – Этот военный – мой добрый приятель; да и вообще, Жорж – славный малый. Я с ним непременно переговорю; по крайней мере, разузнаю, что там и как…

Однако ничего конкретного секретарь военного министра сказать не мог, он сам ничего не знал. А потому на всякий случай посоветовал перевестись в соседнее училище.

– Сен-Сир обречён, его собираются упразднить, так что, друзья, держитесь-ка за Политехническое училище, – всё, что смог порекомендовать Бальзак чете Карро.

Примерно то же самое увидела в «ясновидном облаке» гадалка мадам Ленорман, к которой Оноре «на всякий случай» обратился за советом.

Но вышло всё так, как и должно было выйти, когда пальцем в небо. Военное училище в Сен-Сире высокому начальству удалось отстоять, а вот майора Карро… Его перевели к новому месту службы. В Ангулем. К чёрту на кулички! Что уж не сразу в Ла-Рошель, вздыхала офицерская жена. Оноре, Оноре…

Но при чём здесь он, не понимал Бальзак. В этом мире столько разного, что не знаешь, кому верить, а кого сторониться. Весь мир театр, а люди в нём… прохвосты.

* * *

Эпопея с «Шагреневой кожей» разворачивалась опять же по-бальзаковски, то есть с большой сумятицей и неопределённостью. Мысли-муравьи, превратившие черепную коробку несчастного Оноре в единый неспокойный муравейник, наконец обрели строгое направление. Газетные статьи и журнальные очерки, которые Бальзак строчил со скоростью швейной машинки, постепенно в его голове формировались во что-то цельное, которое позже должно было напомнить о себе неким озарением.

И это случилось. Однажды в своей записной книжке Бальзак оставит запись: «Изобретение кожи, которая олицетворяет жизнь. Восточная сказка». У Оноре появляется мысль написать нечто, что бы совместило в себе реальную жизнь вперемежку с фантазиями молодого человека, чьи мысли забиты мистикой, эротикой, эзотерикой и страхами за свою жизнь; а ещё – яростным желанием повелевать, когда всё вокруг – слава, деньги, женщины (много, много женщин!) – принадлежало бы только ему! Таким персонажем, как считал Оноре, мог стать распутный богемный хлыщ – то ли обкуренный опиумом, то ли находящийся в дурмане эзотерической мишуры. Для подобного типа невозможное могло оказаться возможным, ибо девиз его жизни достаточно прост и циничен: «Распутство для тела – то же, что мистические удовольствия для души».

Так появляется Рафаэль де Валантен – несчастный молодой повеса, представший перед читателями в образе без пяти минут самоубийцы, готового закончить свои дни в холодных водах Сены.

«Беспощадные должны быть те ураганы, что заставляют просить душевного покоя у пистолетного дула… Всякое самоубийство – это возвышенная поэма меланхолии» («Шагреневая кожа»).

Когда юный Рафаэль уже решился было довести задуманное до конца, судьба заводит его в лавку древностей на набережной Вольтера, где её владелец, старик-антиквар, показывает парню старую ослиную шкуру. Тогда-то