– Отправляйтесь-ка на пляж. У нас появилась ваша замена, – сказала она Аните и Пиппе. – Дарю вам выходной. А знаете, почему? Вы обе меня достали.

– Я обойдусь без твоего выходного, – мягко ответила Анита, подражая ее акценту.

– Даю отдых и тебе. Выметайтесь отсюда, сейчас же.

Анита сняла фартук и накинула его на шею матери. Девочки быстро покинули пекарню.

Они вошли в дом Урсулы и поднялись в спальню Пиппы, похожую на джунгли. Одежда разбросана по полу, там же – пустые стаканы и комиксы. Аните стала понятна причина разборок бабушки с внучкой. Девочки надели купальники. Пиппа собрала в охапку валявшуюся одежду.

– Открой мне шкаф, Ана.

Пиппа безжалостно запихнула одежду в шкаф, чтобы осчастливить бабушку. Захватила с собой пять пустых стаканов для воды, и они вышли из комнаты. Прежде чем закрыть дверь, она огляделась, и ей показалось, что комната более-менее прибрана, если не считать остававшихся на полу у кровати комиксов. Пиппа отфутболила их под кровать.

– Ну все, пошли!

Как и каждый день, под вечер они выходили из пекарни, измазанные мукой, и садились на Vespino, чтобы помчаться навстречу приключениям. Искали незнакомые пляжи. Лазили по скалам и прятались среди них. Нередко высмеивали других девочек-подростков, которые флиртовали с мальчиками. Слушали Патти Смит, Дженис Джоплин, Нину Симон… Долгие часы проводили у Средиземного моря и в его водах. Целых два месяца Пиппа потратила в попытках научиться плавать баттерфляем. Анита терпеливо учила ее. «Чередуешь руки, ноги и дыхание; погружение, выброс рук, опора и отталкивание от воды», – повторяла она. Пиппа, стараясь выполнить все указания, смеялась и чуть не захлебывалась водой. Да, больше всего они вместе веселились. Это был беззаботный смех, неведомый прежде Аните. И с течением времени у нее появилось странное отношение к рыжеволосой немке; причем Анита больше не избегала смотреться в зеркало и даже стала немного нравиться себе. Тем не менее, хотя Аните по ночам приятно было одиночество в спальне, она чувствовала себя сбитой с толку. В постели, сложив ладони под головой вместо подушки, она спрашивала себя, было ли это чувство тем же, что испытывали друг к другу ее одноклассницы в школе Сан-Каэтано. Нынешнее – прекрасное чувство, смешанное с желанием быть рядом с подружкой целый день.

В тот вечер Анита отвезла ее в отдаленную девственную бухту на южной оконечности гор Трамонтана. Затем они шагали почти сорок пять минут, пока достигли бухточки Эн-Бассет – затерянный уголок, защищенный скалами, о котором знали только жители Майорки. Было уже одиннадцать вечера. Никого вокруг. Пиппа сбросила с себя одежду, купальник и нагишом бросилась в море. Анита взглянула на нее, и ей стало немного неловко. Но было темно, и она тоже сняла купальник и побежала к воде. Пиппа нырнула, как русалка, ее рыжеватые волосы красиво закрывали грудь… Она встала так, что вода была ей лишь по пояс. Смотрела на небо и пританцовывала обнаженная, играя с морем. Анита наблюдала за ней, не выходя из воды.

– Вот бы остаться здесь на весь год. Зимой я очень скучаю по этому раю!

– А живя здесь, ты бы так не считала, поверь мне.

– Да чего тебе не хватает? Солнце, море, вкусная еда, шикарный пейзаж, – возразила Пиппа, разглядывая внушительную скалу, нависавшую над ними.

– Да я ненавижу этот остров. Если бы могла уехать завтра, немедленно бы его покинула.

– Ну, чего же тебе тут не хватает? – повторила Пиппа, осознав неприятие своей испанской подругой собственной страны.

– Да не знаю я… Наверно, не нравится здешний народец. Все местные какие-то одинаковые. Скроенные на один манер и при деньгах, – она причмокнула, – выпендриваются, снобы.

– Все восемьсот тысяч жителей? Неужели?

Анита улыбнулась. Нравится же ее новой подруге обобщать.

– Думаю, тебе надо провести здесь целый год, чтобы убедиться. Я ощущаю себя не такой, как все. Редкой птицей, совсем иной.

– И что же в этом плохого, Ана? Вполне нормально быть непохожей.

– В Германии, наверно, так оно и есть… А на дерьмовой скале – нет.

Они обменивались мнениями, как всегда, на смеси английского, немецкого и испанского. Но после того лета, проведенного вместе, у них появился собственный код, позволявший прекрасно понимать друг друга. Заметив, что Анита загрустила, Пиппа подошла к ней, взяла за руку и помогла выйти из воды. Анита оробела и потупилась из-за наготы – впервые перед чужим человеком.

– Ты могла бы приехать ко мне в Гейдельберг. Город симпатичный, и там не так холодно, как в остальной Германии.

– Конечно, могу.

– Только не обещай, что приедешь, а потом вдруг откажешься.

– Приеду. Обещаю тебе твердо.

– Там есть клуб «Пещера-54», где собираются странные люди, так что тебе будет приятно. Что-то типа подвала для студентов и гиков, там играют чудесную музыку. Уверена, тебе понравится. У меня есть друг, умелец подделывать удостоверения личности. Пускают туда не моложе чем восемнадцатилетних. А у меня такой документ есть, могу попросить и для тебя.

Они отплыли от пляжа, подробно планируя будущую поездку в южную Германию.

Затем вернулись на берег и расположились на гальке. Пиппа обхватила колени руками; Анита последовала ее примеру. Они хранили молчание под лунным светом, слушая плеск волн.

Пиппа улеглась на гальку и потянула подружку за руку. Анита подалась, и рыжеволосая девушка придвинулась к ней. Они застенчиво взглянули друг на друга. Пиппа заправила ей волосы за ухо, и увидела, как Анита спокойно закрыла глаза и вздохнула. Рыжие волосы Пиппы рассы́пались по груди ее испанской подруги. Слабый прилив в бухточке ласкал их.

– Мало того что моя дочь проводит с ней целые дни. Теперь еще и ты.

– Ну и что? Тебе не все равно?

– Нет. Вы с ней – моя семья. А не ее.

– Мы с тобой всю жизнь одиноки, Армандо.

– Опять за свое. Не хочу, чтобы ты туда шлялась.

– Ее друзья устраивают ей ужин. У нее день рождения.

– А меня пригласили?

– Тебе лишь бы затеять спор.

– И Анита тоже пойдет?

– Да, тоже. Она уже там.

– Дело принимает серьезный оборот.

Когда солнце зашло, Матиас и Зигфрид вынесли стол из пекарни на свежий воздух. Анита и Пиппа расстелили белую льняную скатерть. Анна поставила две вазы с крупными маками, сорванными в тот день на пшеничном поле вдоль дороги в Вальдемосу. На том самом поле, по которому тридцать лет назад она бегала с сестрой, а отец их фотографировал.

– Сколько нас – двадцать, тридцать? – заспорили Каталина и вдова, раскладывая столовые приборы.

Томеу