в том, – продолжил Матиас, – что эта добрая женщина сделала тебе чудесный подарок. И всего через два дня пребывания здесь я начал понимать, почему немцы колонизируют ваш остров. Неплохое место для вышедших на пенсию.

Марина рассмеялась. Матиас повернулся к ней и поцеловал в губы. Погладил ее лицо и снова поцеловал. Между поцелуями и ласками она пошутила, изобразив, как Матиас и Зигфрид избивают самого «Флавио Бриаторе». Он тоже засмеялся и снова поцеловал ее, выронив резинку из ее косы.

– Но ведь ты же устал?

Началась первая неделя июля, и волна туристов накрыла Майорку. Ближе к вечеру, покинув пляжи, они вяло прогуливались, шаркая шлепанцами по улицам Вальдемосы, раскупая изделия ручной работы, статуэтки исполнительниц танца фламенко с клеймом «Сделано в Китае», ликеры на майорканских травах, браслеты-нитки и пепельницы с надписями в духе «Страсть к Майорке». Не забывали и об обязательном посещении «Чартерхауса», любовного гнездышка Шопена и его высокомерной французской писательницы, а также о последней остановке прогулочного маршрута: пекарне Кан-Моли. Матиас соорудил пару скамеек из стволов дерева, на которых гости усаживались, чтобы полакомиться местными пирожными, а иногда и кусочком лимонного хлеба с маком, когда Каталине приходило в голову одарить кого-то из туристов. Мне придется сделать отступление, прежде чем продолжить рассказ об июле на Майорке. Возможно, читатель думает, что пекарши нашли, наконец, рецепт лимонного кекса. Нет ничего более далекого от истины. К разочарованию Марины, священник и остальные клиенты уже на следующий день опять жаловались на вкус этой сладости…

В Кан-Моли не хватало рабочих рук. Марина спросила свою племянницу, не хочет ли она подзаработать. На следующий день девушка проявила пунктуальность и в пять утра была у дверей пекарни. Урсула, обучая ее месить хлеб, рассказала о Пиппе, своей 15-летней внучке, которая должна прибыть завтра на остров и по утрам тоже хочет работать в пекарне.

– Надеюсь, вы поладите и хорошо будете проводить время вместе, – сказала старая аргентинка. – Вы подходите друг дружке.

Анита уверовала в то, что раньше никому не нравилась, поэтому не проявила интереса к встрече с незнакомкой.

На следующий день, как и анонсировала бабушка, в дверь вошла вторая помощница пекарш, Пиппа, рыжеволосая амазонка с длинными волосами, закрывающими спину, крепкая, ростом метр восемьдесят пять, и такая же опрятная, как ее бабушка.

– Привет, тут много работенки для тебя, барышня, – заявила Каталина Пиппе, повысив голос и протягивая ей фартук.

– Ана, объясни-ка ей, что тут и как, – велела Урсула. – Ну, за дело. А заодно практикуйте немецкий и испанский.

Пиппа взглянула на Аниту, потом на бабушку. Она поняла слова лишь наполовину и, не заметив у юной испанки энтузиазма, попросила Урсулу по-немецки:

– Бабушка, пожалуйста, оставь ее в покое.

– «Oma» означает бабушка, не так ли? – поинтересовалась Анита.

Пиппа, улыбаясь, кивнула.

– Бери лопаточку и делай, как я, – распорядилась Анита по-немецки, нарезая тесто и лепя шарики.

Пиппа, услышав испано-немецкую смесь из уст коренастой ровесницы, засмеялась и стала с тех пор ей подражать, не обращая внимания на свою бабушку все лето. Да, странные эти девочки-подростки. Стоит взрослому предложить им что-то, как он слышит упрямое «нет». А вот если то же самое исходит от ровесницы, то в большинстве случаев воспринимается как великолепная идея.

Воняло табаком. Шторы задернуты, чтобы в комнату не проникали солнечные лучи. Бриз почти не ощущается. Дом ее детства казался мрачнее, чем когда-либо. Марина переступила порог вслед за Анной.

– Что стряслось, Марина? Почему ты пришла, не предупредив? Зачем тебе общаться с Армандо? Он наверху, я попрошу его спуститься, – дрожащим голосом предложила Анна, опасаясь худшего от встречи сестры со своим мужем.

– Да, будь так добра.

Анна взбежала по лестнице, не в силах скрыть волнение. Почему сестра не позвонила ей перед визитом?

Марина присела на диван. Она не захотела предупреждать Анну, предпочитая застать Армандо врасплох и понаблюдать за его реакцией. Марина оглядела гостиную, снова обратив внимание на богатую и перенасыщенную обстановку своей матери. В стиле рококо. Да, на самом деле ее сестра была продолжением Аны де Арóстико, только в более доброй версии. На каминной полке по-прежнему стояло фото Анны, позирующей в духе Леди Ди и принимающей поцелуй своего юного победителя. Она окинула взглядом холодный мраморный пол и подумала: как хорошо она поступила, отдав свою часть дома Анне, и теперь не имеет к нему никакого отношения.

Армандо тяжело спускался по лестнице, затягиваясь красным «Мальборо». Марина повернулась к нему. Анна жаловалась ей, что муж чахнет. Взглянув на него, Марина подумала, что всего за несколько месяцев он постарел на десяток лет. Анна шагала за ним.

– Привет, Марина.

– Привет, Армандо.

Никто из них и не попытался обменяться поцелуем.

– Мне некогда, ну, говори, – потребовал он, не предложив даже сесть.

– Ты первый вошел в тот дом, не так ли?

Армандо молча кивнул.

– Кто-нибудь еще там бывал?

– Я. На следующий день, – неуверенно встряла Анна.

– Мне известно, что там была папка со счетами и несколько фотоальбомов.

– Я ничего не брал. Как уже и сказал Анне, – категорично заявил он.

– Ты уверен?

Армандо снова кивнул, не говоря ни слова. Марина почувствовала стеснение в груди. Она покраснела, понимая, что должна противостоять ему лицом к лицу. Но взяла себя в руки и решила идти напролом.

– Ты лжешь, Армандо.

Марина хорошо помнила взгляд зятя, в зрачках которого мгновенно вспыхнул гнев.

– Если я говорю тебе нет, значит – нет. Твоя проблема в том, что ты считаешь себя слишком умной. Госпожа доктор с американской степенью, но в глубине души, моя дорогая, ты несчастный человек, у тебя нет личной жизни. Не случайно еще в четырнадцать лет тебя отправили куда подальше, чтобы ты не морочила голову другим. А ты морочишь до сих пор, Марина. – Он криво улыбнулся и добавил: – Даже твоя собственная мать не выдержала тебя.

Удар ниже пояса, которого Марина не ожидала и, растерявшись, не нашла ответа. Она почувствовала, как увлажняются ее глаза, когда зять бросил ей вызов взглядом. Марина сдержала рыдания, как могла, и не расплакалась. И тут впервые за двадцать пять лет супружества отреагировала ее сестра:

– Какой же ты жестокий, Армандо!

– Не влезай.

– Нет, я вмешаюсь. Если ты что-то взял, верни ей, ради бога. Все, что было в том доме, принадлежит моей сестре.

– Оставьте меня в покое, – презрительно скривился Армандо и покинул комнату.

Марина не захотела повторять Матиасу слова зятя, но она кое-что поведала ему, и он, заметив, как она расстроена, догадался, что диалог был не из приятных. Выругавшись по-немецки в