Шрифт:
Закладка:
– Лола захотела вознаградить твою бабушку за деньги, которые она ей в свое время дала. Поскольку бабушка умерла, она оставила пекарню вам с сестрой. Вот и все дела, Марина, милая, ты становишься одержимой этой историей. Забудь ее.
Урсула позвала их с улицы. Матиас подошел к окну. Анна вызывала по телефону. Марина вышла нехотя. Ее старшая сестра снова рыдала, убитая горем, и просила прощения. Опять двадцать пять.
Прилетели Лаура с дочерью и разместились в новой спальне. Через несколько часов пятеро детей парикмахерши зашли за девочкой и отвели в сады Картуха, где они резвились почти каждый августовский день, играя в прятки, чехарду и обливая друг друга водой.
Зигфрид взял напрокат джип в аэропорту Пальмы и прибыл в Вальдемосу, как Индиана Джонс, в кожаной шляпе с пером, готовый отыскать дикие пляжи острова. Таких осталось маловато, но их все-таки нашли… Вкусная паэлья, доброе вино, Средиземное море и солнце – что еще нужно друзьям Марины?
Однажды утром Анна села на Vespino своей дочери. Ее BMW снова оказался в ремонте. Анита вместе с Пиппой вошли в пекарню, а Анна поднялась наверх к Марине.
Она тут же увидела колоритных друзей своей младшей сестры, которые не имели ничего общего с подругами Анны. Матиас, теперь уже без бороды и с мокрыми волосами, одетый по пояс в африканский саронг, доходивший до пят, и с обнаженной грудью, гладил Марину по волосам. Они смеялись и болтали по-английски со странной семьей. Лаура и неряшливый блондин в отвратительной шляпе и с девочкой на коленях, которую она приняла за его дочь: белокурая девчушка с вымазанным «Нутеллой» лицом и двумя торчащими хвостиками на голове. Светловолосый парень красил ей ногти в розовый цвет лаком, подаренным дочкой парикмахерши. В уголке расположилась Ньебла. Как же отличался образ жизни Анны от подобного! К тому же в маленьком каменном доме, затерянном в горах, все казалось живым. А в нескольких километрах отсюда, в ее мраморном особняке, все представлялось мертвым.
Ньебла тявкнула. Марина заметила сестру и встала, улыбаясь. Познакомила Анну со своими друзьями, которые заканчивали завтрак. Дочка Лауры просилась на пляж. Все расселись в джипе и уехали на пляж Эс-Тренк, оставив двух сестер с глазу на глаз.
– Как твои дела?
– Дни напролет вожусь с тестом, да еще мои забавные друзья…
– Мне очень жаль, что…
Марина прервала ее. Ей не хотелось вспоминать скандальный эпизод с зятем.
– Забудь, Анна. Ну давай вместе забудем об этом.
– Хорошо. Прости.
Анна огляделась. Дом теперь выглядел по-другому, веселее. Ставни распахнуты, в комнату проникает приятный ветерок. Африканская ткань, привезенная Лаурой, покрывает диван; на столешнице – детские книжки и цветные рисунки; табак для самокруток; на полу – четыре пары туфель сорок шестого размера…
– Дом теперь смотрится очень красиво.
– Ты считаешь? – спросила Марина, не до конца поверив словам сестры и созерцая свою маленькую кухонную комнатку в полном беспорядке.
– Марина, я пришла еще раз тебя поблагодарить.
Марина села рядом.
– Тебе не за что меня благодарить.
– Это может прозвучать глупо, но Анита так сильно изменилась с тех пор, как ты приехала. Характер, манера одеваться. Не знаю, что такое ты ей внушила…
– Анна, я всего лишь выслушала ее. И больше ничего.
– Она попросила меня отвести ее к моей парикмахерше и сопровождать в магазине, чтобы выбрать одежду. Немыслимо всего год назад… Теперь, когда она посещает пекарню, стала одеваться немного женственнее. Ну, – она улыбнулась и пожала плечами, – хотя бы немного.
– Тут не моя заслуга, – возразила Марина, улыбаясь и указывая на свой повседневный прикид сотрудницы гуманитарной организации: шорты и белую футболку.
Анна рассмеялась. Но все-таки это правда: ее дочка менялась на глазах. Хотя Анита по-прежнему носила мешковатые спортивные штаны из магазина «Алькампо», закрывающие ее крепкие бедра, и натягивала на себя спортивные лифчики, практически сводившие на нет ее грудь, которую она так ненавидела, но теперь вместо мешковатых рубашек, застегнутых на шее, облачалась в более женственные майки. Кроме того, тем летом Анита обнаружила перед зеркалом свои прекрасные карие глаза, унаследованные от деда Нестора; такие же, как у матери и тети Марины. Она убрала челку со лба и впервые в жизни стала выглядеть хорошенькой.
– Знаешь, мои подружки из яхт-клуба, Кука и компания, рассказывают, что их дочери просыпаются в обеденное время и просто отправляются куда глаза глядят. Да еще постоянно клянчат деньги. Дочка Куки кажется такой милашкой, а на прошлой неделе впала в алкогольную кому и оказалась в больнице.
Анна уставилась в пол. Откровения давались ей трудно.
– Анита всегда была странноватой, прямо сорванец какой-то. Однажды я услышала, как об этом шушукались за моей спиной. А сейчас впервые за все годы, что воспитываю дочь, я с гордостью говорю моим подругам: она работает по собственному желанию с понедельника по воскресенье. И за весь год не попросила у меня ни гроша. Они теперь слушают меня почти с завистью.
Анна ласково посмотрела на сестру и продолжила:
– И все благодаря тебе.
Марина взяла ее за руку.
– Ты замечательная мать, и твоя дочь такая же хорошая, как и ты. А я тут ни при чем.
– Если я могу сделать что-то для тебя… только скажи, Марина.
– Ладно. А пока, – произнесла Марина, не выпуская ее руку и вставая, – ты должна увидеть, как все это делается. Ведь это тебе предстояло стать пекаршей, а не мне. Помнится, бабушка твердила, что все тут – твое.
Они вошли в пекарню, где трудились аргентинская старушка, Пиппа, Кати и Анита, месившие тесто, умирая от жары. Термометр показывал тридцать девять градусов, а поленья оливковых деревьев в печке, казалось, горели сильнее обычного.
Урсула что-то доказывала внучке по-немецки, так что остальные ничего не понимали, хотя и догадывались: повседневное сосуществование двух рыжеволосых женщин с сильным характером, разделенных почти семьюдесятью годами, не может идти гладко. А они уже больше месяца вместе.
– Ты поможешь нам сегодня, Анна? – неожиданно спросила Урсула.
– Вообще-то я пришла только взглянуть, – удивленно ответила она.
– Ну, на что тут смотреть, давай-ка за работу! – воскликнула, подмигнув ей, Урсула. Она была в курсе истории сестринской любви, которую прервала судьба. И знала, что это тяготило Марину так же сильно, как и ее сестру. Даст Бог, выдался день, когда все наконец-то
