– Ты и вправду провел бы здесь всю свою жизнь? – спросила она. – Подумай, если мы продадим владение, то сможем купить что-то поменьше здесь же и еще квартирку в Берлине. Два миллиона евро – немало. – Марина умолкла, надеясь услышать ответ Матиаса, но он промолчал. – Впрочем, я вовсе не уверена во всем этом.

– Ладно, хорошо, любовь моя, – произнес он неохотно. – Ты лучше уточни все, а потом решим.

Его слова, полные недоверия, лишь затянули их трудно распутываемый жизненный узел. Пару лет назад, через каких-то четверть часа после отказа от покупки студии в районе Борн в Барселоне, Матиас спросил Лауру, воспользовавшись отсутствием Марины, почему его любимая находит проблемы во всех посещаемых квартирах, постоянно избегая выбрать, в конце концов, совместное жилье. На что Лаура, в попытке помочь ему понять эту женщину, ответила:

– Когда тебя выставляют из родного дома в четырнадцать лет, ты всю жизнь будешь тщетно искать место, которого тебя лишили. И которого больше не существует.

7

Моя жизнь без тебя, или кусочек хлеба

Простой хлеб без предварительного замеса

Ингредиенты:

500 г пшеничной муки,

300 мл воды,

5 г сухих дрожжей,

3 г соли,

10 мл оливкового масла.

Способ приготовления:

Высыпь все ингредиенты в миску. Хорошо перемешай лопаточкой. Накрой тканью и оставь на ночь. Если, открыв миску, заметишь жидкость, добавь муки, руководствуясь собственной интуицией, пока не добьешься идеальной густоты. Сложи тесто несколько раз, придав желаемую форму. Разогрей духовку и поставь тесто на 40 минут при температуре 220 ºC. Извлеки его, переверни хлеб и положи обратно на десять минут. Вынув хлеб из духовки, слегка постучи по нему; если звучит глухо, значит, уже готов.

В аэропорту их радостно встретил Калеб. Увидев, что они вышли в зал, буквально набросился на обоих. У него всегда припасены теплые слова для любимых волонтеров. Он не позволил Марине нести ее рюкзак, сдернул его с ее плеч, и они пошли к машине. Калеб сразу же ввел их в курс местных событий. Ариц и Она вернулись в Мундаку, а Маноло и французская гуманитарная работница сожительствовали в одной комнате три месяца, пока находились в доме «Врачей без границ». Самала в десятый раз стала бабушкой… Марина взирала через пыльное стекло джипа на суетливую Аддис-Абебу: живописный пейзаж, так хорошо ей знакомый. Она проделала то же самое путешествие девять месяцев назад с ребенком на руках. Наоми, какая она теперь? Может, ей посчастливилось оказаться в объятиях приемной матери. Но вряд ли.

– Ты явилась поздно, – проворчала Каталина, бросив зажженную спичку в ветки миндального дерева.

Анна взглянула на наручные часы, которые показывали пять тридцать одну. Опоздала всего на минуту. Она промолчала и надела фартук. Как же трудно было убедить Армандо отпустить ее поработать пекаршей, хотя бы потому, что пекарня принадлежала ее сестре. Армандо пригрозил, что оставит ее без ежемесячного содержания, которое и так уже урезал до пятисот евро в месяц. Если уж она стала получать зарплату, то зачем же ему тратить на нее деньги. Анна и на этот раз взяла себя в руки. «Поступай как знаешь, Армандо. Теперь мне безразлично. Но я не собираюсь снова лететь в Швейцарию». С такими словами Анна впервые и почти в пятьдесят лет от роду вышла из дома, направляясь на свою первую работу.

– Кати, да расслабься ты чуток, – вмешалась Урсула, входя в пекарню.

И началась рутина: замешивание, брожение теста, выпечка…

Стоял сентябрь, и пекарня постепенно возвращалась к нормальному расписанию работы – с восьми до двух. Колокольня прозвонила час дня.

– А ты уверена, что выдержишь в одиночку? – угрюмо спросила Анну Каталина.

– Доверьтесь мне, Каталина. Рецепт старушки не такой уж и сложный.

Ругаясь на майорканском, Каталина вышла за дверь. Она предпочла бы Марину. Но что тут поделать…

Приступив к управлению пекарней, Анна не сдержала улыбку.

Она не слишком много думала об ответственности за работу, которая появилась впервые в жизни, но успела заметить, что ей она доставляет удовольствие. Все так просто. Анна тщательно вычистила внутреннюю часть дровяной печи, как учила Каталина. Закончив уборку в пекарне, вышла и присела на каменную скамью. Ньебла, как всегда, растянулась на солнечном месте. После отъезда Марины Урсула снова взяла суку к себе. Ньебла встала и положила голову на скамейку. Анна взглянула на старую слюнявую морду и указательным пальцем с некоторой брезгливостью почесала ей за ухом.

Марина успела подзабыть, как быстро пролетает время в Африке. Работа была столь напряженной, что, по ощущениям, часы казались секундами. Она могла обслужить сотню женщин и детей за один день. Несмотря на девятичасовой рабочий день, не могла вернуться домой, не осмотрев всех, обратившихся за помощью. Некоторые пациентки безропотно ждали там до шести часов, а вокруг бродили их дети. И снова начались ночи, когда спать приходилось мало, в настойчивых поисках невозможных методов лечения болезней ее любимого эфиопского народа.

Через семь дней наступило воскресенье, а с ним и ее первый выходной.

– Эта дорога к приюту? – спросила Марина, оглядывая злаковые поля, те же самые, как ей показалось, что она видела девять месяцев назад.

– Вроде бы да.

– Вдруг Наоми все еще там.

– Пойдем туда, если хочешь.

Они шагали минут пять, пока не увидели лачугу розового цвета, в которой оставили малышку. Приблизились к входной двери. Как и в прошлый раз, она была приоткрыта. Марина постучала и заглянула внутрь.

– Добрый день, – крикнула она по-амхарски.

Тут же появилась женщина с добрыми глазами. На руках – новорожденный, которого она кормила из бутылочки.

– Здравствуйте, – ответила эфиопка по-английски. Марина ее узнала.

– Вы помните нас?

Она молча разглядывала их не более секунды. В приют наведывалось не так много белокожих посетителей: желающие усыновить ребенка обычно искали его в государственных интернатах.

– Да, помню… Вы привезли сюда Наоми, верно?

– Так и есть.

Новорожденный заплакал.

– Она все еще здесь?

– Да. Там, где ты ее оставила. В той же колыбели. Пройдите к ней. А я попытаюсь уложить спать этого младенца, которого принесли сегодня.

Марина и Матиас пошли по узкому коридору. В комнатах несколько воспитательниц раздавали сиротам бутылочки с молоком. Марине невольно захотелось, чтобы Наоми сразу же ее узнала. Она приблизилась к железной кроватке.

Девочка сидела, вцепившись ручонками в металлические прутья, и смотрела в сторону входной двери, откуда проникал свет.

– Привет, красавица, – ласково сказала Марина. Однако Наоми даже не обернулась и не пошевелилась. Ее глаза были устремлены на солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь дверной проем.