Шрифт:
Закладка:
Все приоделись подобающе. Каталина – в широкой летней юбке и красном кардигане покойной подруги, обтягивающем тело. Всегда элегантная Урсула – в простом черном платье, с маленькими изумрудными серьгами в ушах. Матиас и Зигфрид ограничились джинсами и белыми футболками. Анита переоделась в одежду Пиппы. А майорканские мужчины были в шортах и белых рубашках.
Марина высунулась в окно своей спальни. Было уже темно, и фонари освещали улицу оранжевым светом. Она молча наблюдала за своими друзьями и соседями. Томеу спорил с Урсулой, которая пыталась добавить требуху в барбекю. Зигфрид и Матиас пытались общаться, жестикулируя, с мэром и Габриэлем. Каталина, Исабель и вдова, сидя на стульях, смотрели, как дети разрисовывают уличные булыжники цветными мелками, которые отец привез им из Нидерландов. Пиппа и Анита смеялись, уставившись в мобильный телефон. Парикмахерша взяла руку Лауры, взглянула на ее ногти и покачала головой… Марина улыбнулась.
– А что сегодня наденешь ты? – спросила Анна, входя в спальню.
Марина обернулась.
– Нет у меня ничего подходящего. Только повседневное, – ответила она, не придавая большого значения.
– Ну-ка, взгляни. Твоя старшая сестра знает тебя очень давно, и сегодня утром побывала в магазине Zara.
– Анна, ну зачем ты, ни к чему это…
Анна извлекла из своей сумки простое длинное платье красного цвета. Простое и красивое, но Марину удивил выбор сестры. Это не ее стиль. По правде говоря, Марина не помнила, чтобы носила платье после выпуска в Университете имени Перельмана. Когда ей нужно было приодеться, и только на Рождество в доме родителей Матиаса, она предпочитала черные брюки и белую блузку.
– Доверься мне, – сказала Анна, заметив выражение лица сестры.
Марина разделась, все еще не будучи уверенной в выборе. Но надела платье и оглядела себя. Анна улыбнулась. Марина открыла шкаф и увидела свое отражение в зеркале на дверце. Сразу почувствовала себя иначе.
– Сядь-ка, – приказала Анна, ставя плетеный стул перед зеркалом. Марина повиновалась, не отрывая глаз от зеркала. Анна открыла свою сумку и достала косметичку.
– Только глаза.
– Знаю, упрямица.
Она подвела глаза карандашом, нанесла каплю туши на ресницы. Подошла к ней сзади, и они обе отразились в зеркале. Анна расплела ей косу. «Теперь носят распущенные волосы, Марина». Она достала из несессера щетку и тщательно расчесала ей волосы.
Отражаясь в зеркале, Марина наблюдала за своей старшей сестрой, почти пятидесяти лет от роду, расчесывавшей ей волосы совсем как в детстве… И когда руки Анны запутались в ее волосах, она даже растрогалась.
Наконец Марина вышла из спальни. Ее длинные распущенные черные волосы падали на смуглую кожу, которая выделялась на фоне красного платья.
Увидев ее, гости умолкли. Матиас лицезрел в ней больше женственности, чем когда-либо: в сорок шесть лет Марина была поистине красавицей. Внешне и внутренне.
Получилось празднество местных блюд – обильных и вкусных, – к которым так подходит вино из майорканского винограда. Дети, первыми покончив с едой, сняли рубашки и принялись разрисовывать свои тела и лица цветными мелками с помощью Пиппы и Аниты. Священник, которого Урсула из стратегических соображений усадила рядом с вдовой, робко нахваливал стиль исполнения соседкой традиционного танца баль-де-бот. Лаура и парикмахерша увлеклись обсуждением прав женщин, а также трехъязычия в местных школах. Зигфрид и мэр заспорили: кто сильнее из теннисистов – Рафа Надаль или Борис Беккер, а из автогонщиков – Михаэль Шумахер или Фернандо Алонсо? Под внимательным взглядом Габриэля Матиас рисовал на салфетке силуэт мельницы. А Исабель без устали подливала вина в бокалы…
По завершении ужина священник распорядился всем оставаться на местах, а сам с Каталиной удалился в пекарню. Ему захотелось лично позаботиться о торте, выпекаемом из хлеба, молока, вина и корицы, который готовила его бедная мать, овдовевшая в молодости. Она использовала черствый хлеб, накопившийся за неделю, чтобы побаловать сына воскресным лакомством. Священник и Каталина воткнули сорок шесть свечей в такое же количество сладких тостов и вышли, напевая «С днем рожденья тебя!». Гости подхватили слова, и Марина, загадав желание, задула свечи. А падре раздавал лакомство гостям, как освященное угощение. Благословлял их всех по очереди и благодарил Бога за то, что Он одарил его такими друзьями даже без просьбы.
Урсула попросила Томеу откупорить бутылку шампанского и постучала вилкой по бокалу. Гости умолкли.
– Хочу поднять тост за Марину, – сказала она, вставая со стула, – за то, что она собрала нас всех нынешним летом в этом замечательном месте маленького островного поселка. Должна признаться, дорогая подруга, что мне было очень приятно познакомиться с тобой и что я очень рада, что Лола оставила все это тебе… Говорю с абсолютной искренностью, на какую способна восьмидесятилетняя старуха из Буэнос-Айреса.
Марина поблагодарила соседку улыбкой, а гости чокнулись и попросили ее сказать пару слов.
Застенчивость она так и не преодолела, но все-таки встала.
– Предлагаю выпить за Лолу, – она подняла свой бокал шампанского и продолжила. – Ведь именно она сегодня собрала всех нас здесь. Она подарила мне свой дом, пекарню, друзей… – Марина улыбнулась, разглядывая майорканскую бахрому на столе. – Да и всю свою жизнь. Благодаря Лоле я смогла помочь своей сестре Анне и племяннице. – Она повернулась к ним и подняла бокал.
Анна прослезилась, а племянница покраснела.
– И я благодарна также Лоле за то, что провожу прекрасное лето, как никогда прежде, с моими добрыми друзьями Зигфридом и Лаурой. – Она взглянула на Матиаса и закончила: – И с моим мужем.
Когда звякнули бокалы, Каталина неожиданно всхлипнула.
– Ах, Каталина, как же ты по ней скучаешь.
– А ты-то, Томеу… ты ведь скучаешь по ней сильнее всех. Давайте-ка лучше выпьем еще, а то я расплачусь, – сказала она по-майоркански, снимая очки и вытирая слезу, катившуюся по щеке.
– Марина, а это специально для тебя, – объявил Томеу, хозяин бара «Томеу», допив пятый бокал вина и обращаясь к мэру Томеу: – Вдарь-ка по струнам. Ты же знаешь, какую надо сыграть.
Мэр провел