Шрифт:
Закладка:
– Ты можешь помочь нам в пекарне. Скоро остров наводнят туристы, и нам придется выпекать хлеба в два раза больше, чем сейчас.
– А знаешь, что я придумал? Если не возражаешь, я займусь ремонтом дома к приезду Лауры и Зигфрида. Можно?
– Матиас, ты можешь делать все, что пожелаешь, – ответила она, целуя его в губы.
Они задвинули в печь тесто для темного хлеба и лимонного кекса, пока Матиас размышлял об изменениях, которые можно сделать в доме. Решил, что кладовка здесь ни к чему: в ее пространстве можно оборудовать студию или еще одну спальню, а предметы первой необходимости сложить в кухонный шкаф, забитый бесполезным хламом. Или вовсе выбросить шкаф, занимающий слишком много места. А вот стены, выкрашенные в белый цвет, будут смотреться прекрасно в сочетании с деревянными балками…
За хлебом явился Томеу.
– Доброе утро.
Марина познакомила его с Матиасом.
– Каталина успела мне сообщить, что приезжает твой муж, – сказал Томеу.
– Он мой друг, – поправила его Марина.
– Что ты имеешь в виду? Что вы работаете вместе?
– Да, а еще… он мой парень, вот.
– А, значит, вы не женаты.
– Нет, не женаты.
Томеу похлопал Матиаса по плечу грубовато, но по-дружески, и, повысив голос, обратился к нему:
– Ну, здравствуйте, молодой человек. Добро пожаловать в Вальдемосу. – (Томеу, как и Каталина, считал, что если говорить по-испански с иностранцами громко и четко, то они лучше поймут.)
В пекарню вошла парикмахерша – больше из любопытства, чем по делу.
– Вот это да… вот это да! – воскликнула она, бросив взгляд на Матиаса и повернувшись к Марине. – Твой муж? По-испански не понимает, надеюсь?
– Немного понимает, – ответила Марина.
– Вот это мужчина, – прошептала она Марине.
Шустрая парикмахерша подошла к Матиасу и тоже представилась, повысив голос на три тона. И снова повернулась к Марине.
– Только вообрази моего Маноло рядом с твоим мужчиной. На две головы выше мужа, не меньше. Ну, а мне остается только надеяться, что слава о «латинских любовниках» не преувеличена.
Марина улыбнулась. Опять ей пришлось уточнять, что они не женаты. Появился мэр, и они снова это сообщили, а на четвертый раз, убедившись, что быть партнерами в поселке не принято, перестали поправлять и объявили себя мужем и женой.
– Матиас, я на секунду в спальню. Побудешь здесь один, вдруг придет клиент? Черный хлеб – один евро. А этот бисквит, – указала она на лимонный хлеб, – подарок дома для постоянных покупателей.
Марина пошла наверх переодеться. Она предчувствовала, что начинается сумасшедшая неделя, которой раз в месяц не могут избежать все женщины мира. Однажды в лагере беженцев в Судане при температуре сорок четыре градуса, когда она почувствовала боль в яичниках, предшествующую менструации, она насчитала примерно тысячу девятьсот двадцать дней, в которые на протяжении своей жизни это испытывает каждая женщина, и сочла подобное полным абсурдом.
Матиас уселся на табуретку в ожидании клиентов. Вскоре явился священник.
– Утро доброе.
– Доброе, – ответил Матиас.
– Ты быть мужем Марины?
(Священник, как и некоторые, полагал, что, если говорить на три тона выше и коверкая фразы, как индеец, то тупые иностранные туристы поймут его лучше.)
Матиас вышел из-за стойки.
– Да, я быть мужем Марины, – сказал он, пожимая священнику руку. – Очень приятно познакомиться, сеньор.
– Я хотеть немного коричневый хлеб и лимонный кекс.
Матиас взял лимонный кекс щипцами, завернул его в лист бумаги и протянул священнику, который, получив, учтиво попрощался. И тут же, как всегда, откусил кусок лимонного лакомства. Он все еще не покидал пекарню и, не веря своим вкусовым рецепторам, повернулся к Матиасу.
– Хм…
Откусил еще кусок и медленно жевал, урча от удовольствия и улыбаясь Матиасу, который широко открытыми глазами наблюдал, как испанский священник издает странные звуки.
– Ну вот, наконец-то вышло как надо, – пробормотал тот и, повысив голос, заключил: – Вот теперь настоящий вкус лимонного хлеба с маком.
И вышел за дверь, не попрощавшись. Спустилась Марина.
– Странный дядька ваш священник, правда? – спросил Матиас.
– Он влюблен во вдову.
Они вышли и сели на маленькую скамью, прислоненную к фасаду пекарни. Ньебла устроилась у их ног и завиляла хвостом, надеясь получить первое проявление ласки нового жильца дома. Матиас посмотрел на жену, потом на горы и море вдалеке. Он обнял Марину за плечи. Она взяла его за руку, и он посмотрел на нее. Приблизил губы к ее губам. «Я так скучал по тебе».
Громкий голос племянницы прервал момент близости парочки. Аниту сопровождала мать. Девушка подбежала к тете. Немного удивленная Марина встала, и Анита повисла у нее на шее.
– Тетушка, я сдала все экзамены! Отметки удовлетворительные, зато по всем предметам.
Анна, стоявшая позади, тихо сказала: «Спасибо».
– Ты добилась всего сама, Ана. Я тебе лишь объясняла.
– Нет, тетя. Без тебя я бы не справилась. Большое спасибо.
Анита взглянула на мать и улыбнулась, скорее для Марины, чем для нее. Но все-таки пошла на это. Затем приблизилась к матери и обняла, чего не делала уже несколько лет.
Матиас оседлал Vespino Аниты и поехал в секцию «Сделай сам» магазина «Алькампо» за всем необходимым для превращения мрачного помещения, унаследованного Мариной, в более гостеприимное место. Краска, ведра, валики, скотч, кисти, щетки, отделочные материалы…
Сестры остались в пекарне наедине.
– Хочу показать тебе кое-что. Давай поднимемся на второй этаж.
Они вошли в спальню. Анна села на кровать, а Марина открыла прикроватный столик и достала японский журнал.
– Вот она.
Анна внимательно рассматривала фото.
– Когда эта сеньора пришла работать в дом мамы и папы, ей было пятнадцать лет. Вот бы точно узнать, сколько времени она прослужила у нас. Но Каталина упорно не желает мне рассказывать, – вздохнула Марина, подойдя к сестре и глядя на фотографию. – Ее лицо ни о чем тебе не говорит? А мне… мне оно что-то напоминает.
– Ни разу в жизни не видела эту даму, – ответила Анна.
Они продолжали разглядывать фотографию, пока не запищал мобильный телефон Анны. Она вернула журнал Марине, которая еще раз вгляделась в портрет покойной пекарши.
Анна достала мобильник из сумочки. На экране – сообщение от Антонио. Она прочла:
