Тот поймал. Это был треугольный обрубок хитина длиной в его мизинец – кончик клешни рыцаря ворда.

– Времена переменились, мой алеранец. Пришел ворд, который убивает нас всех. Действовать к его выгоде – безумие. – Она шагнула к нему, тронула за плечо. – Он спас тебе жизнь, чала. За это я у него в долгу.

– Во́роны… – выдохнул Тави, уставившись в пол.

Китаи подсела к нему. Потрогала лоб. Ладонь приятно холодила.

– У тебя лихорадка, чала, – тихо сказала она. – Ты слишком долго заклинал погоду.

Тави скрипнул зубами:

– Пришлось. Осталось недолго, к утру дойдем до Фригии.

– Ты мне говорил, что так поступал Секстус, – сказала она. – Заставлял себя исполнять то, в чем видел свой долг, даже ценой здоровья. Даже рискуя оставить страну без Первого консула. – Она просунул руку ему под локоть, переплела с его пальцами свои. – Ты говорил, это было близоруко. Называл это глупостью.

– Под конец он проделывал это неделями, – сказал Тави.

– Но не постоянно, – возразила она. – Только ночами, во время своих медитаций.

– Все равно, – сказал Тави. – Если лед растает, его уже не вернешь. Весна поворачивает к лету. Мне всего несколько часов осталось продержаться.

Она нахмурилась, не пряча недовольства, но спорить не стала.

– По-твоему, я даром выбросил жизнь Фиделиаса.

– Нет, – ответила она. – Он получил то, чего хотел. Ты даром тратишь его смерть.

Он минуту соображал и наконец понял:

– А!

– Ты должен был дать ему выбор, – кивнула Китаи. – Хотя бы этим ты ему обязан.

Тави склонился, нежно поцеловал ее в голову.

– Сдается мне, – сказал он, – ты права.

* * *

Тави, осторожно ступая по льду, подошел к команде палачей. Те собирали орудия, намереваясь вернуться на корабль. Увидев его, отсалютовали.

– Оставьте нас, – приказал Тави. Еще раз отсалютовав, те поспешно двинулись к кораблю.

Существовало несколько способов распятия, от практичных до откровенно садистских. Применение того или иного определялось в основном тем, каких мучений, по мнению властей, заслужил преступник. Учитывалась и необходимость обезвредить или связать его дар заклинания фурий.

Фиделиаса распяли стальной проволокой.

Он висел на скрещенных перекладинах, ноги болтались в двух футах от земли. Руки привязали к поперечине десятками витков стальной проволоки. Еще один виток за пояс притягивал его к опорному столбу. Такое обилие стали не позволяло применить дар лесного мага. И к земной магии оторванный от земли прибегнуть не мог. Из одежды на казнимом осталась одна рубаха. Оружие, доспехи и шлем отобрали.

Фиделиас был бледен от боли. Глаза и щеки ввалились, и седина на волосах и в щетине на подбородке была заметна как никогда.

Он выглядел старым.

И усталым.

Тави остановился перед крестом, поднял голову. Фиделиас встретил его взгляд. Помолчав, сказал:

– Вам пора отправляться. Флот надо догнать до следующей остановки.

– Отправимся, – тихо ответил Тави, – после того, как вы ответите на один вопрос.

Старый курсор вздохнул:

– Что за вопрос?

– Каким вы хотите запомниться людям?

Фиделиас издал сухой каркающий смешок:

– Во́роны, какая разница, чего я хочу! Я знаю, каким меня запомнят.

– Отвечайте на вопрос, курсор.

Фиделиас помолчал, закрыв глаза. Порывы ветра пролетали мимо, холодные и равнодушные.

– Я никогда не желал гражданской войны. Никогда не хотел гибели людей.

– Верю, – тихо сказал Тави. – Отвечайте на вопрос.

Фиделиас не поднимал склоненной головы:

– Я бы хотел, чтобы меня запомнили как человека, пытавшегося наилучшим образом послужить своей стране. Отдавшего жизнь Алере, если и не ее правителю.

Тави медленно кивнул. И обнажил меч.

Фиделиас не поднимал глаз.

Тави обошел крест сзади и нанес три удара.

Фиделиас свалился с креста – меч Тави перерезал витки проволоки. Сделав шаг, Тави встал над ним, глядя сверху вниз.

– Вставайте, – тихо сказал он. – Вы приговорены к смерти, бывший курсор Фиделиас. Но мы ведем войну. Поэтому ваша смерть должна принести пользу. Если вы действительно хотите служить стране, я найду для вас лучший способ умереть.

Фиделиас с минуту смотрел на него снизу, морщась, как от боли. Потом судорожно кивнул.

Тави протянул руку, и Фиделиас ее принял.

Глава 25

Флот подошел к Фригии в предрассветный час, когда черное небо на востоке едва начинало отливать синевой. Звездные и лунные отблески на снегу давали достаточно света, и Антиллус Красс с горсткой рыцарей-Рыб вылетел вперед, чтобы официально уведомить Кирикуса Фригия, второго сына фригийского консула, которому отец, уходя на войну, поручил город.

– Времена переменились, – заметил Фиделиас. – Прежде, чтобы обогнать слухи, приходилось лететь по воздуху.

– К чему это? – не понял Тави.

Курсор указал на стену, над которой, на удивление, виднелось совсем немного лиц.

– Если бы знали, что увидят, на стены высыпал бы весь город.

Тави оглянулся на бесконечный лес мачт над ледяной дорогой. Он сам, увидев это впервые, едва поверил глазам, а ведь он уже переплыл глубокое море во главе настоящей армады. Мало кто из простых фригийцев и легионеров видел большие корабли, и моря здесь не знали. Зрелище должно было внушать трепет пораженным горожанам.

Тави покосился на Фиделиаса, стоявшего рядом в рубахе, штанах и плаще мирного жителя. И безоружного. Двое рыцарей Железа держались на расстоянии выпада меча от него и не снимали рук с рукоятей вложенного в ножны оружия. По другую сторону от Тави стоял Максимус и тоже следил за каждым движением бывшего курсора.

Но Тави косился на него не из-за страха. Фиделиас чем-то отличался от Валиара Маркуса. Нет, лицо не изменилось, хотя Тави подозревал, что со временем изменится, если Фиделиас вернется к прежнему обличью. Перемена была тоньше и глубже. Отчасти в том, как он говорил. Речь Маркуса выдавала в нем толкового, но малообразованного человека, закаленного и способного солдата. Речь Фиделиаса звучала глаже и мелодичнее, с точно выверенными интонациями. Маркус всегда держался как на параде и движения его, даже когда он бывал без доспехов, говорили о привычке к тяжелой легионерской броне. Фиделиас выглядел человеком на пороге редкостно бодрой старости, двигался энергично и обдуманно.

Тави не сразу додумался до главного отличия.

Фиделиас улыбался.

Нет, не скалил зубы – собственно, улыбка оставалась почти незаметной. Но Тави отчетливо различал ее в легчайших движениях лицевых мускулов, в том, как чуть глубже обозначались морщинки в уголках глаз. Фиделиас выглядел довольным. Примиренным.

Тем не менее Тави в голову не приходило оставить его без надзора. Если на то пошло, он и сам не спускал глаз с бывшего курсора. Тот всю жизнь занимался чрезвычайно опасными, коварными делами. И сам от такой жизни сделался исключительно опасным