Шрифт:
Закладка:
«Где штаб 9-го полка? Где штаб 8-го полка альпийских стрелков?», – спрашивали мы. Спрашивали сотни раз, спрашивали каждые пятьдесят, сто или двести метров, ехали вперед, возвращались назад, вновь продолжали движение и снова шли вперед, терялись и находили ориентиры дороги. Ничего. Потерянное время усиливало тревогу.
Никто ничего не знал, альпийские стрелки говорили только номера своих рот. Но альпийские стрелки попадались редко, может быть, они находились еще далеко от нашей дороги. Из альпийских стрелков выделялись офицеры. «Штаб батальона? – слышали мы в спешке несколько ответов. – Надо идти вперед, может быть где-то впереди». Вперед куда? Назад куда? Колонны двигались толпами, огромными потоками, входящими в район расположения изб, которые находились по сторонам дороги. Они тянулись по сторонам дороги почти на два десятка километров. Были тысячи и тысячи изб, все одинаковые, размещались в три или четыре ряда, в некоторых населенных пунктах было много рядов изб, создавая целые деревни с одним названием. Избы переполнялись итальянцами, немцами и венграми на остановках во время движения к новому фронту. Находим избы с альпийскими стрелками, пьяными и сонными, некоторые были с босыми ногами, уже посиневшими. Температура была очень низкая, возможно до сорока градусов. Массы солдат продолжали движение на запад, свет прожекторов и взрывов освещал дорогу Подгорное – Россошь, как фары ночью. Прерывая движение, выезжали с дороги и заходили внутрь изб с надеждой найти необходимое для продолжения движения в ближайшее время. Автомобиль двигался с трудом по снегу, часто мы должны были толкать его. Один офицер альпийских стрелков с пистолетом в руках стал очищать избу для размещения раненых, которые находились на двух санях. Офицер был на пороге избы, из которой выходили итальянские и немецкие солдаты вперемежку. Один возничий стучал в дверь с дикой силой, его мул убежал, таща за собой груженые сани. Было слышно, как стреляет пулемет на противоположной стороне дороги. Офицер не знал ни о 8-м, ни о 9-м полках альпийских стрелков, «Свинские вооруженные силы», – ответил он.
Мы вернулись на дорогу снова. Три, четыре, десять и более попыток сориентироваться в потоке людей и машин. Никаких новостей от 8-го и 9-го полков. Постоянно попадался встречный поток. Мы отклоняемся вновь от дороги, ищем среди изб; машину временно пришлось оставить в снегу. Проходившие альпийские стрелки помогли нам вытащить машину. Такие случаи повторялись много раз, но находили всегда добровольцев, готовых толкать ее. Меня мучила мысль, что когда машина сломается, придется бросить ее и пешком идти с приказом в кармане.
В одной избе нашли, наконец, штаб батальона «Пьеве ди Теко» из дивизии «Кунеэнзе». Командир, Кармело Катанозо сидел за столом и рассматривал топографическую карту при свете керосиновой лампы. Мы давно знали Катанозо, с которым у меня была взаимная симпатия. «У меня нет идей, где они могут находиться, – говорил мне Катанозо, – но, если встреча будет, сообщите мне». Лицо и глаза офицера выражали грусть и теплоту. На выходе встретили автомашину, в которой сидел капеллан. «Я знаю, – сказал капеллан, – где штаб 8-го полка альпийских стрелков. В четырех или пяти сотнях метров отсюда».
Можно было доехать на автомашине за пару минут, если не потеряться в ночи, в этой путанице. Но наша машина глубоко застряла в снегу, и мы потеряли путеводную нить. «Бог мой, – говорили мы, – что теперь делать?» Но нам улыбнулась удача, и в одной избе встретили командира 9-го полка Лавиццари. Это было, как найти две иголки в стоге сена, но делать было нечего. Двигались вперед, возвращались назад, двигались снова вперед, постоянно спрашивали от избы к избе. На одном перекрестке попали под обстрел. Пули пролетели далеко от нас, но две продырявили темный кузов нашей машины. Видели нескольких убитых, лежавших на снегу, потом проехали какой-то мост, затем какие-то избы рядами. «Здесь семьдесят шестая рота». И дверь захлопнулась со злобой, кричали: «Здесь двенадцатая!» «Здесь четырнадцатая батарея!» «Здесь девятое Отделение снабжения!» «Здесь немецкие гренадеры триста восемьдесят пятой дивизии!» «Здесь двадцать седьмая танковая дивизия!» «Здесь острейтеры[15]!». Острейтеры – казаки, служившие немцам. Они сражались против русских с особой жестокостью.
Двадцать один час, двадцать два часа. У меня нарастало отчаяние, мне казалось, что конверты с приказами мне жгут карман. Двадцать три часа. Над нашими головами пролетали артиллерийские снаряды или снаряды «катюш», которые производили страшный грохот, стартуя с десятков направляющих их рельс, раскаты грохота. Двадцать три часа пятнадцать минут. Мой друг и боевой товарищ Нонино был спокоен. «Мы были почти везде, – говорил он, – что мы можем сделать еще?». У меня не было больше сил, я очень устал. Начинаем дрожать. На пороге одной избы стоял мул, запряженный в сани. Мул пил из ведра, которое держал альпийский стрелок. Ведро было полное коньяка.
* * *
Читаю в одном итальянском военном рапорте, что штаб 8-го полка альпийских стрелков получил приказ на отступление в час ночи 19 января и, что 9-й полк альпийских стрелков получил приказ в час тридцать. Пусть будет так, но Нонино и я доставили оба приказа немного раньше часа, указанного в рапорте. В два полковых штаба мы добрались на час раньше, но их части были еще на марше, далеко позади, без какой-либо связи или даже временного контакта. В избе 9-го полка было темно. Горела одна лампада. Достал конверт из кармана мундира и передал его с огромным облегчением.
/…/
Дорога на Подгорное стала более загромождена, чем раньше. Все транспортные средства двигались очень медленно, плотной массой, постоянно останавливаясь. Автомашины, которые были повреждены или замерзли и задерживали проезд, опрокидывали с дороги с нетерпением другие автомашины, которые следовали за ними. Некоторым машинам удавалось ехать вперед вне дороги, по снегу. Другие застревали, их бросали и грабили полностью. В прерывистом свете ракет видели группы альпийских стрелков и немцев, которые рылись среди грузов в поисках продовольствия и одежды. Мешки, раскрытые ящики, разбросанные по земле медикаменты и противогазы. Эти инциденты продолжали вспыхивать постоянно. Бросали тысячи меховых одежд, уже замерзших, которые хранили и берегли до самого конца, до этого момента, а также обувь, шерстяные вязаные вещи, сотни тонн съестных припасов, груженые вагоны.
Позднее, около двух с половиной часов ночи, дорога была полностью блокирована. Впереди, кажется, был разрушен мост. Или, может быть, шел бой, громыхали артиллерийские и минометные выстрелы, шум слышался с севера. Нонино
