из других провинций они были эвакуированы летом. В августе того же года корреспондент «Собеседника» Игорь Черняк передавал настроения советников, готовившихся к возвращению домой: «До предела сократился советнический аппарат. Наш микрорайон опустел: нет женщин, детей»[815]. Черняк ожидал отлета в кабульском аэропорту вместе с последними комсомольскими советниками — Александром Гаврей и Юрием Афанасьевым, а также с двумя таджикскими переводчиками. Перед этим команда завершила свой последний проект — строительство бани в Кабуле. «С будущего года все общественные организации в стране переходят на самофинансирование, — говорил Гавря. — Для ДОМА наступят трудные времена. А баня — как-никак источник дохода».

В столице сгущалась мрачная атмосфера. Гремели выстрелы. Гавря слышал, что моджахеды разрушили ракетами построенную с помощью комсомола школу. Один из советников, Александр Панкратов, выйдя из квартиры, подорвался на мине и чуть не истек кровью, пока врачи спасали его. «Вот незадача…» — бормотал Гавря. Группа советников сидела за столом с фруктами — виноградом и арбузом — и пила чай. Гавря настаивал на том, что им следовало бы остаться. «Ты уж передай там, — говорил он, — пусть не спешат нас отзывать. Мы еще нужны здесь». Черняк размышлял: почему? «Какая сила держит их здесь? Что заставляет рисковать жизнью ежечасно, ежесекундно? Да не обидятся на меня ребята. Я не буду передавать просьбу Гаври. Ведь как мы учим ребенка ходить? Вначале поддерживаем за плечи, потом за руку. Но наступает время, когда надо отпустить. Афганцы многое уже умеют. Они должны справиться сами».

Афганцам надо было срочно учиться «заботиться о себе». К осени 1988 года все комсомольские советники были эвакуированы. Так бесславно завершились три десятилетия попыток государственного вмешательства в афганские дела в целях развития. Даже пограничные провинции Нангархар, Пактия и Хост не исключались адептами прогресса из этого процесса. Но каковы бы ни были установки проектов развития — идеи западных специалистов о возможности сбора налогов, или включения Афганистана в глобальную экономику, или надежды немцев на развитие лесного хозяйства, или советские догмы о примате производительных сил, — ни один из этих проектов не учитывал, что проблема заключалась не в самом Афганистане, а в принципе территориальности. Никто не хотел понять, что приложение понятий XX века о территориальной принадлежности к колониальной границе XIX века не могло привести к успеху. Комсомольские советники начали было это понимать, но их вскоре заменили посттерриториальные НПО и моджахеды.

Контроль над физической территорией был не единственным вопросом, вокруг которого концентрировались интересы советских и гуманитаристских проектов. КПСС и НДПА всерьез полагали, что социалистическая революция может решить повсюду, и даже в Афганистане, то, что они называли «женским вопросом». Это было похоже на блестящий брак. Советский Союз «освободил» женщин Центральной Азии от паранджи; а Афганистан, хотя и выглядел «средневековым», на самом деле мог похвастаться активным женским движением у коренных народов. Однако разногласия между советскими сторонницами женского равноправия и их коллегами-афганками выявили определенные слабости в советской позиции. К концу десятилетия советский проект оказался в кризисе, ему противостояло возродившееся женское движение, сосредоточенное вокруг прав личности и «гендера», а не вокруг характерной для левых терминологии. Понятие территориальности оказалось смертоносным. Более миллиона афганцев было убито. Однако гуманитаризму, теперь представавшему в обличии врачей или феминисток, предстояло возродиться.

Глава пятая. ПОД КРАСНЫМ ПОКРЫВАЛОМ

Под освобождением женщин <мы> всегда понимали по меньшей мере создание общества без господства; мы всегда понимали по меньшей мере обновление всех отношений. Проблема в том, что мы не понимали, кого имели в виду, когда говорили «мы».

Адриенна Рич[816]

В среду 23 июня 1982 года группа афганок вылетела в Москву, чтобы обсудить на специальном семинаре проблемы эмансипации женщин. Война в Афганистане ставила непростые задачи перед комсомолом, но в то же время открывала новые возможности для деятельности советских женских организаций. Советники на местах содействовали образованию женщин и их вступлению в Демократическую организацию женщин Афганистана (ДОЖА), а в Москве Комитет советских женщин (КСЖ) налаживал связи со своими афганскими коллегами. Прибыв в Москву, афганки — все они были членами ДОЖА, кабульских советов или провинциальных кооперативов — провели три дня на совместных заседаниях ДОЖА и КСЖ, а затем отправились на встречи с представительницами Комитета советских женщин Узбекистана[817]. Это событие рассматривалось как апогей сестринского социалистического единства. Как не уставали напоминать активистки КСЖ, социализм дал женщинам работу и образование, предоставил право на аборт и возможности ухода за детьми. Эти и другие права означали, что женщины в социалистических странах, по крайней мере в наиболее развитых, «имели один из самых высоких уровней оплачиваемой занятости среди женщин во всем мире»[818]. Кроме того, в сельских регионах советской Средней Азии социализм освободил женщин от классового угнетения — эту победу символизировало отсутствие паранджи. На международном уровне СССР и его союзники первыми потребовали подписать международную конвенцию, запрещающую дискриминацию женщин. Именно в ответ на давление со стороны стран Восточного блока 1975 год был объявлен Международным годом женщин[819]. Поддержка афганок, участвовавших в борьбе против капиталистической эксплуатации, казалась естественным продолжением этой традиции.

Ил. 8. Советские и афганские женщины. Делегация афганских женщин во главе с Аишей Дерваш, секретарем комитета Демократической организации молодежи Афганистана провинции Парван, посещает Комитет советских женщин. Москва, 1986 год. Фото В. Хроменко, 1986 год (С разрешения РИА Новости)

Если проводить очевидные параллели с сегодняшней борьбой за «права женщин», то трудно избежать соблазна поместить московский семинар в контекст истории, которая началась с провозглашения ООН 1975 года Международным годом женщин, продолжилась сначала заключением в 1979 году Конвенции о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин (CEDAW), затем конференцией в Найроби в 1985 году и, наконец, достигла кульминации на Каирской конференции по народонаселению и развитию 1994 года, где проблемы женщин, выходящие за рамки планирования семьи, были признаны важнейшими для решения вопросов международного развития. Однако по такому изложению событий не видно, насколько условным был консенсус. Социалистические активисты хотя и сыграли решающую роль в провозглашении Международного десятилетия женщин, выступали за весьма специфический и забытый ныне социалистический подход к проблеме. Только после драматического краха этого подхода в эпоху «гласности» утвердилось то, что