отсидеться, не было. Скорее это походило на глупые и невероятные мечтания. Внешнию тревогу подпоручик успешно скрывал, но сам внутри был весь как на иголках. И как только наступил вечер, он направился в новую квартиру. Их новую квартиру. И ни подводящая нога, которая так и норовила подвернуться, ни снег, который успели утоптать до льда, не помешали ему добраться в два раза быстрее, чем того можно было ожидать.

Павел мирно лежал на кровати и погружался в дрёму, когда услышал тихий стук в дверь. Мышцы напряглись, и он поднял голову.

— Кто? — торопиться вставать с кровати не имело смысла.

— Павел? Это я, Алексей. Открой, пожалуйста.

Неожиданно оказалось, что стоять перед запертой дверью и не иметь ключа, чтобы открыть, довольно… жалко. Как и просить её отворить.

Медленно и тщательно вымеряя каждое движение, Павел встал и отпер дверь. Оставил ключи и запирание Алексею и вернулся обратно в кровать. Лежать и безнадёжно подсчитывать секунды, когда вспыхнувшая от движений боль снова притаится и вытеснится на границы сознания.

В кровать Павел стремился так уверенно, что не заметил, какой внимательный взгляд Алексей уткнул ему в спину. Он запер дверь, умылся скромными струями воды — теперь затраты возросли вдвое, а позволить ходить за несколько вёрст в гору к ключу не мог ни один из них. Алексей был занят на службе, и сходить за водой означало пожертвовать по меньшей мере часом времени отведённого для работы над переводами, а Павел со своей спиной рисковал остаться вместе с вёдрами где-то в горах и стать пищей падальщиков.

Алексей достал из сумки бумажный свёрток и развернул нехитрый ужин, состоявший из куска варёной говядины, лука да пары ломтей хлеба. Посмотрел на Павла.

— Снова ходил в часть?

— Да.

Алексей развёл руками. Вздохнул. Поделать с ним он ничего не мог. Только смириться с тем, что Павел его никогда не послушает, если не захочет что-то сделать сам. Хлеб легко разломился в руках, и Алексей разделил ужин на две неравные части, оставив больший кусок говядины для Павла.

— И вот что с тобой делать?

На запах еды Павел сначала повернулся, а потом и перебрался ближе к столу, сел на предложенный ему единственный их табурет, второй так и лежал у стены. Павел решил, что займётся им позднее. Когда раздобудет необходимые инструменты, если Алексей не успеет раньше. Посмотрел на неравный раздел и отрезал от своего куска мяса лишнюю часть. Пододвинул обратно к Алексею. Объедать его он был не намерен, чтобы тот сам не решал. Порезал лук, щедро посыпал ломоть хлеба солью и с удовольствием принялся за еду. Да уж, мясо было совсем не то, что давали солдатам. Не жир с жилами, а чистое и вполне мягкое. Павел даже зажмурился, наслаждаясь вкусом. Но ёрзанье Алексея заставило его на несколько минут оторваться от еды. Тот всё не мог никак спокойно сидеть на ближайшем крае кровати, постоянно менял позу, перекладывал ногу на ногу, приглаживал на себе одежду и чесал запястья явно в попытке переключиться. Павел отложил недоеденный ломоть хлеба. От говядины не осталось уже ничего.

— Ты заходил в лазарет?

— Да, — к чему вёл Павел Алексей не понимал. Он ждал там его?

— Тебя там уже не было.

— Попросил бы средство от укусов, — Павел посмотрел на хлеб, бросил оставшийся кусок в рот и бодро захрустел луком. — Надо съездить в аптеку в Пятигорск, купить там пижмы и багульника…

— Но это же мелочь. Как можно отвлекать лекаря на подобное?

— Нет, лучше чесаться. Разведи слабого уксуса и протри, — Павел доел хлеб, аккуратно смёл со стола все крошки и встал. Объяснять кому-либо для чего нужны лекари он не имел ни малейшего желания.

Кровать под ним приятно скрипнула, обещая крепкий сон. Павел подбил ударом кулака подушку под собой и покосился на Алексея, который похоже собирался последовать его совету. Тот стоял голый по пояс и тщательно протирал себе руки, шею и поясницу. Напряжённость в его позе начала пропадать. Павел заметил, как ноги встали ровнее и расслабленней, как смягчился рельеф на шее, а дыхание стало спокойным и ровным. Зуд явно унялся пусть и на время. Мысль о том, сколько ещё укусов осталось необработанными, слегка развлекла Павла, но в няньки он не нанимался, так что лёг на живот и повернул голову на щёку. Перед глазами теперь стоял пустой остов второй кровати.

— Я вижу, матрас ты новый не купил.

— Не купил.

За спиной снова зашуршала ткань, но Павел не стал поворачиваться. И так ясно, что Алексей решился смазать нежные места, укрытые обычно кальсонами. Накатили воспоминания, как он сам боролся с последствиями ночёвок в казарме. Павел поморщился и постарался заснуть. Но тут звуки плещущейся воды сменились на шаги, тяжёлый стук метелла о дерево и шелест бумаги. Павел заинтересованно повернул голову в другую сторону. Алексей успел зажечь свечу — по комнате пополз запах дешёвого жира — сесть за стол и положить перед собою тонкую стопку бумаги. Любопытство Павла было сильнее усталости.

— Что это?

Алексей повернулся к нему:

— Ты не спишь?

— Нет. Так что это?

— Взял перевод. Думал подзаработать, — в голосе явно звучали колебания, стоит ли говорить.

— Что за перевод такой? Газеты?

— Журнал. Литературный. Говорят, вызывает ажиотаж.

— У тебя хорошо с французским.

Алексей вспомнил свои переводы совместно с Павлом и покраснел. Тихо и смущённо выдохнул и увлечённо заскрипел пером, склонившись над бумагой. Сальная свеча давала только узкий круг света, неприятно пахла, и фитель всё норовил осыпаться угольками на бумагу. Восковые хорошие свечи подходили для такого несомненно лучше, но приходилось довольствоваться тем, на что хватило нескольких копеек, а не рублей. Алексей терпеливо убрал щипцами очередной кусок опалённого фителя, который угрожал прожечь дыру в уже переведённом им тексте и продолжил своё дело. В себя он пришёл, только когда время уже было хорошо за полночь, и часы пробили два глухих удара. Алексей выпрямился и размял уставшую за долгое время сидения шею. Все его самые худшие подозрения подтвердились. Роман явно был из тех, что так любила Лизонька, а может даже и был написан тем же автором. И на этот раз он не имел права заменять неугодные ему сцены. Алексей покачал головой, посмотрел на ровные строчки текста и подумал о том, сколько ещё сцен, которые ему захочется изменить, может скрываться