во всех мягких местах. Но средства ему не дали. Лекарь осмотрел следы укусов и сказал лишь, что подобное разве что у одного из двух десятков солдат не будет и средств на лечение, кроме уксуса, не положено. Да и не бывало их. После такого лечения подозрения о том, насколько хорошо этот лекарь мог лечить Павла, у Алексея только усилились, но раз брат отказывался принимать его помощь, ничего поделать он с этим не мог. Тот даже к нему в кабинет заходить не стал. Алексей это точно знал. Стул стоял совершенно нетронутый. А ведь брат мог бы на обеде вырваться туда, где его никто не тронет и поесть в спокойной обстановке, но не стал.

Павла он в квартире застал. И сразу накатило огромное облегчение. Тот сидел за столом в простых льняных штанах и рубашке. В пламени свечи лицо казалось пожелтевшим и болезненным, но тем не менее Павел явно увлечённо читал французские рассказы, оставленные Алексею для перевода. Алексей успел пожалеть, что не спрятал их в самый дальний ящик стола, но ящиков у их стола больше не было. Только ровная деревянная столешница, и не такие ровные, но изготовленные из такого же старого дерева четыре ножки. В комнате было чисто и натопленно, маленькая голландка была накалена и на столе его ждал вкипевший чайник. Алексей бросил матрас на свою кровать, с интересом посмотрел на чайник, судя по всему, это было оставлено для него, так как Павел был поглощён чтением и интереса к еде явно не проявлял и не желал проявлять. Алексей приставил второй табурет к другому краю стола, подивился, когда это Павел успел починить, и посмотрел на него, не зная как начать разговор. Но поговорить им было нужно.

Павел перевернул очередную страницу, пара фраз словно сама выскочила на глаза Алексею, и ему резко стало душно. Он хорошо помнил, что именно было на той странице. Не зря провёл пару часов в попытках передать смысл так, чтобы слова оставались приличиствующие печати. Табурет под ним стал неудобным и удивительно жёстким, а Павел хмыкнул происходящему в романе и с интересом листнул дальше.

Рука зачесалась просто нестерпимо. Алексей встал, развёл уксус и заново намочил укусы. Удивительно, но это помогало, на какое-то время зуд унимался, и он совершенно забывал о последствиях ночи на непроверенной постели. Садясь обратно, Алексей прошёл так, чтобы словно невзначай коснуться Павла и оценить его состояние. Тот выглядел бодрым, да и снег он днём копал вполне уверенно, но окровавленная спина стояла перед глазами. Павел был так погружен в хитросплетения сюжета и тел, что маневра не заметил. Или предпочёл не заметить, в этом у Алексея уверенности не было. Только когда он наклонился к Павлу через стол, тот потянул носом и поднял голову. Кислый запах уксуса исходил от Алексея.

— Может быть, тебе не стоит читать? Лучше бы прилёг и не напрягал зрение.

Павел перелистнул страницу.

— Я не напрягаю.

Алексей пристально посмотрел на плечи Павла. Бинты были спрятаны под рубашкой, и при желании его можно было принять за здорового, но жар от него шел. Алексей это хорошо ощутил.

— Но твоя спина…

— Как она влияет на чтение?

— Павел, у тебя явно ещё ничего не зажило и, похоже, снова начался жар. Не лучше ли использовать любую возможность для отдыха?

Закрывал тетрадку с рассказами Павел демонстративно аккуратно. Сложил тонкие листы так, словно к ним и не прикасались, и показательно положил на прежнее место.

— Я что, послушник что ли, что ты так беспокоишься за чтение такой литературы.

Алексей проследил за листами взглядом и почувствовал, как вспыхнули уши. От возмущения ли тем, что брат его превратно понял, или от стыда он и сам не знал.

— Да я же совсем не про то!

Алексей замолчал и вдруг, словно признаваясь в чём-то, добавил:

— Честно сказать, я совсем не понимаю, почему это так популярно.

— Это занимательно. Залезать к другим в спальни, — а иногда и не только в переносном смысле, но это уже Павел не сказал.

— Но это же совершенно неприлично и недостойно.

Павел только вздохнул, и Алексей растерялся.

— Я не прав?

С опозданием в голову пришла мысль, что Павел очень любит подобные книжки, и что говорить ему про достойное и недостойное было совершенно лишним.

Павел взял в руки тонкую стопку листов и выразительно ей помахал.

— Не всем надо в этой жизни быть достойными.

Алексей задумался. Ему было и неловко, и любопытно, и последнее победило.

— Тебя это тоже занимает? Залезать к другим в спальни? — речь стала медленнее, он прервался, но через секунду продолжил. — Тогда, в тот раз, ты тоже смотрел.

Павел провёл рукой по голове.

— В тот раз мы туда пришли совсем не с достойными целями.

Наступила тишина, какое-то время Алексей не открывал рот, и Павел было вздохнул с облегчением, что с неудобными вопросами они на сегодня покончили. Но его надежды не оправдались. Алексей поднял голову и прямо посмотрел на него.

— Но тебе нравилось?

— Нет. Интересно и нравится разные вещи, Алексей.

Алексей действительно попытался понять, но понял только то, что он окончательно запутался. Павел встал из-за стола, сбросив обувь, и залез в свою кровать. Накрываться теперь было ещё той задачкой, но он смог накинуть на себя одеяло почти до шеи. Вытянулся. Так было на самом деле гораздо легче. Когда не приходилось двигаться, если постараться, боль можно было отодвинуть дальше от восприятия.

Тетрадь продолжила лежать на столе. Алексей посмотрел и вздохнул, ему снова следовало засесть за неоконченный перевод. Он перевёл взгляд на явно собравшего спать, так как интересное чтиво у него отобрали, Павла. Тихими шагами подошёл к нему. Потянул воздух, принюхиваясь и страшась различить в запахах Павла гниль, но, несмотря на то, что здоровьем там и не пахло, гнили не было тоже. Павел покосил на него одним тёмным глазом. Второго за подушкой не было видно. С такой позы Алексей казался великаном. Или призраком. Тем самым, которым пугают маленьких детей, напевая им колыбельные. Свеча горела за его спиной, и Павел, как ни старался, не мог разглядеть его лица. Только высокий тёмный силуэт. Ни глаз, ни носа, ни рта. Ничего. Призрак двинулся.

— Я тебя оботру уксусом снова?

Павел задумался лишь на мгновение.

— Да.

А потом на него легла прохладная влажная ткань и стало не