Алексей осторожно мочил ткань и обтирал его, собираясь с мыслями. То, что он днём услышал от Яблонского, не забылось, хоть и не хотелось думать, как со стороны выглядит его внимание к нему.

— Тебя беспокоит моё внимание в части?

— Твоё внимание… привлекает внимание ко мне.

Холодная вода щедро потекла по шее, но Павел промолчал. Алексей разжал руку, неосознанно крепко сжавшую полотенце.

— Ты хочешь этого избежать?

— Ты сам знаешь, какой сорт внимания я обычно получаю. Скажи, есть за что?

— Нет, конечно же нет! Это мне бы пристало быть целью подобного.

— Почему это?

Алексей осторожно продолжил протирать ему плечи, пользуясь возможностью обдумать ответ.

— Лишь я во всем виноват. Если бы я тогда не попросил бы тебя, такого бы не произошло. И твоя спина была бы цела.

— Ты драматизируешь излишне.

Павел зевнул в подушку. Хотя вода была прохладной, спокойные движения усыпляли.

— Но это мои действия привели к такому итогу.

Однозначно спать и только спать.

— Иди и посыпь голову пеплом, — последние слова прозвучали неразборчиво.

Алексей замолк и молча продолжил протирать. Выжал полотенце почти досуха и положил Павлу на шею. Поднялся.

— Мне не подходить к тебе в части?

Павел вынужденно стряхнул с себя дрёму.

— Не подходить. Может, у моих сослуживцев окажется короткая память, если не напоминать им ни о чём.

— Но тебя задевали и до нашего знакомства.

Пожалел о сказанном Алексей тут же, но было поздно. Выскочившие слова было не вернуть.

— Откуда знаешь?

Алексей убрал таз и полотенце на место. Налил в кружку кипячёную воду и предусмотрительно поставил на табуретку рядом с кроватью Павла.

— Мне хотелось больше узнать о тебе, — вышло виновато, хотя Алексею и хотелось сказать спокойным тоном.

— И что ты узнал?

Алексей наклонился заглянуть и посмотреть на лицо Павла, чтобы понять его реакцию, но тот держал невозмутимость. Алексею оставалось только неуверенно переминаться.

— Слышал, что у тебя не осталось живых родственников кроме меня и отца.

Это было не так, но посвещать Алексея в подробности своей жизни Павел не собирался. Тот и так знал больше необходимого.

— Я плохо сделал? Мне не нужно было лезть?

— Это стало известно и без твоего участия.

— Но ты не хотел бы, чтобы я интересовался? — в голосе звучало искренне волнение.

Павел снова закрыл глаза. Сон теперь из голоса ушел окончательно.

— Всё равно ты бы узнал так или иначе.

Алексей подошёл и осторожно положил ему руку на здоровую часть плеча.

— Мне жаль, что так вышло.

— Вряд ли ты понимаешь, о чём сожалеешь.

Рука у Алексея дрогнула.

— Ты мог бы объяснить, чтобы разделить пережитое.

— …с тобой?

Алексей присел у кровати на корточки, чтобы их лица находились на одном уровне. Павел смотрел внимательным взглядом одного глаза.

— Да.

Павел повернулся и лёг лицом в подушку. Отвечать на такое он не желал. Он не знал.

Алексей поднял руку и тихо и робко погладил его по голове, ощутил какой Павел всё ещё горячий и больной. Волосы слипались во влажные пряди от проступившего пота. Павел лежал молча, только бока не перестали расширяться в такт дыханию.

Глава 20. Письмо

Когда дыхание Павла снова стало сонным, Алексей тихо встал и поправил на нём одеяло. А потом он полночи сидел за переводом, пока свеча не догорела дотла. Пара мест ему так и не стали ясны, и он чувствовал, что тому виной не французский, а нечто иное. Торопливым движением он подчеркнул их карандашом, надеясь, что потом сможет выяснить у Павла, в чём там было дело. Ему самому явно не хватало знаний. Под мерное дыхание Павла он впервые за неделю свободно уснул на новом матрасе. И сон на этот раз был спокойным.

Часы складывались в дни, дни в десятины, а те летели одна за другой. Святки, Новой год, Крещение. Пряники, шоколад, шампанское рекой и гонки на коньках по едва сцепившемуся льду. Офицерское сборище гудело и изыскивало малейшие способы поразвлечься. На Новой год в доме полковника Яблонского был дан ужин, на котором офицеры кружились в парах за частичным неимением дам. Даже в казармах наблюдалось приподнятое настроение. Двойная порция мяса и водки подняла всем дух. Но Павел и Алексей остались в стороне от всеобщего веселья. Отказать приглашению на ужин от полковника Алексей не мог, но ушёл так скоро, как позволили приличия. А потом они вместе с Павлом пили в их комнате чай с пряниками, которые достал где-то Павел, и тройкой шоколадных конфет, которые принёс из своей доли Алексей в бумажном кульке. Третью конфету они честно разрезали пополам.

А в конце января, накануне Васильева дня Алексей пропал на весь вечер. Павел лишь молча посмотрел на календарь и стол, на котором стояли приличные мясные щи, несколько толстых румяных блинов, купленных у чиновницы со второго этажа, и пара мочённых яблок. Не стоило надеяться, что Алексей вспомнил. Но тот пришёл. Раскрасневшийся с мороза, запыхавшийся и сжимающий в руках большой свёрток. Не успев раздеться, он сунул его в руки Павла, и, пока тот пытался удобнее перехватить, торопливо разделся, вылез из сапог и обхватил брата в объятия. «С Днём рождения!» рявкнуло оглушительно прямо в ухо, а из свёртка в скором времени Павлом были выужены толстенный справочник «Скорострельные винтовки на вооружении русских войск» и вязанная из овечьей шерсти жилетка.

Тем временем спина Павла медленно превращалась из истерзанного мяса в покрытую рубцами, но вполне человеческую спину. Однако, бинты ему так и не сняли. Каждый вечер Павел приходил в их с Алексеем квартиру, и когда тот возвращался домой, его всегда ждал тёплый чай, а в комнате был чистый запах полыни и багульника.

А где-то за пару тысяч километров от них скрипел снег под полозьями почтовых бричек. Летели осколки льда из-под окованных копыт и потели дорогим пчелиным воском свечи.

И в один из февральских дней в части Алексея ждал нежданный им знакомый.

— Ну садись, Алексей Кириллович. Говори, как на духу, что натворил?

Карпов Харитон Гаврилович отличался удивительным для адмирала умением переходить сразу к самой сути, минуя все надлежащие встрече расшаркивания. А впрочем, возможно, это влияло его давнее знакомство с подпоручиком Алексеем, которого он знал