об ошибках своего прошлого. Лорд-канцлер с беспокойством отметил в парламенте, что Кэтрин, таким образом, «не имела возможности оправдать себя», но на самом деле она, кажется, ничего и не добивалась – отказалась даже от открытого суда. 10 февраля Кэтрин была доставлена из Сионского аббатства в Тауэр, а 13 февраля 1542 года – обезглавлена топором: французских мечников в этот раз не приглашали. Шапюи слышал, что накануне вечером она попросила принести в ее комнату колоду палача, чтобы потренироваться и сделать все как надо. Так и произошло: один из очевидцев записал, что она закончила жизнь «самой благочестивой христианкой». Один из мифов, содержащихся в испанской «Хронике», гласит, что перед смертью она выкрикнула в романтическом, но самообличающем духе, что умирает королевой, но предпочла бы умереть женой Калпепера.

Шапюи отмечал, насколько сильно горевал Генрих накануне казни Кэтрин, выказывая «большее сожаление по поводу ее утраты, чем по поводу разводов, ошибок и утрат предыдущих жен». Возможно, как проницательно заметил посол, это было связано с тем, что у короля, как и в случае с Джейн, еще не было на очереди другой кандидатки. Но, возможно, король оплакивал смерть самой любви – или утрату своей роли преданного любовника.

Жестокость падения и казни Кэтрин еще раз продемонстрировала, к каким плачевным результатам может приводить романтическая любовь и что в эпоху, когда реальная власть почти всегда принадлежала мужчине, именно женщина должна была за это платить. И хотя это меркнет на фоне других преступлений Кэтрин Говард, она оказалась втянутой в еще одну драматическую и потенциально смертельную историю любви, в центре которой находилась Маргарита Дуглас.

Маргарита занимала видное место в свите Кэтрин и была одной из четырех фрейлин, сопровождавших ее в роковом путешествии на север. Пока Кэтрин без особого умения еще восседала на троне, Маргарита снова влюбилась. Она позволила себе романтическую привязанность к еще одному из клана Говардов: Чарльзу, брату малолетней королевы Кэтрин и племяннику того самого Томаса Говарда (он был ненамного младше дяди), с которым у Маргариты случился предыдущий роман.

Эта новость облетела двор в ноябре 1541 года, причудливо (или показательно) сопровождая предположения об изменах Кэтрин. 10 ноября, всего через три дня после того, как архиепископ Кранмер допрашивал королеву, Шапюи сообщил в письме Марии Венгерской, что Чарльзу Говарду «отказано появляться в королевских покоях», и на следующий день после того, как он был «изгнан со двора без объяснения причин», в дело вмешался французский посол.

Горькое разочарование короля в двух королевах, происходивших из династии Говардов, явно не способствовало прощению Чарльза, но реальная проблема вновь заключалась в том, что потенциальная претендентка на престол помышляла о несанкционированном браке. К счастью, эти помыслы не зашли слишком далеко. Чарльз бежал за границу, а Маргарите приказали отправиться в имение герцога Норфолка в Кеннингхолле вместе с подругой (и соавтором Маргариты по Девонширской рукописи), дочерью Норфолка Мэри. Это было мягкое наказание. Возможно, горе и разочарование Генриха в Кэтрин побудили его проявлять милосердие в случае не столь серьезных прегрешений.

Государственный секретарь поручил Кранмеру «заявить [Маргарите], как неосмотрительно она унизила себя перед Королевским Величеством, связавшись, во-первых, с лордом Томасом, а во-вторых, с лордом [!] Чарльзом Говардом; в связи с чем вам следует благоразумно обвинить ее в излишней легкомысленности и, наконец, посоветовать ей в третий раз проявлять осторожность».

В дальнейшем Маргарита еще несколько раз оказывалась в изгнании по решению властей, в том числе и по вопросу о несанкционированных браках. Но, в отличие от других женщин, оставивших след в истории куртуазной любви, ей каждый раз удавалось выйти сухой из воды. Уже следующим летом она вновь вернулась к королевскому двору при шестой королеве Генриха Екатерине Парр, причем ни больше ни меньше – фрейлиной, несшей шлейф невесты на церемонии венчания, которая без лишнего шума состоялась в часовне Хэмптон-Корта 12 июля 1543 года.

Предки Екатерины Парр, происходившей из известной семьи придворных, жили по обе стороны старого разделения земель на владения Йорков и Ланкастеров. Ее отцу Томасу Парру еще в 1516 году было поручено сопровождать Маргариту Тюдор, бежавшую из Шотландии на юг; ее мать Мод Грин была наследницей значительных земель на севере.

Еще важнее то, что Мод была одной из фрейлин Екатерины Арагонской: первая королева Генриха почти наверняка стала крестной матерью последней. В 1517 году, когда Екатерине Парр было пять лет, ее отец умер от чумы. Мод так и не вышла замуж повторно. Сохраняя близкую дружбу со своей госпожой-королевой, она заслужила репутацию наставницы молодежи по добродетели, эрудиции, знанию языков и куртуазных манер. Если первые две жены Генриха были умными и образованными женщинами, то последняя могла бы составить с ними трио.

Незадолго до того как Екатерина Парр привлекла внимание Генриха, ей исполнилось 30 лет, и она на тот момент уже дважды овдовела. В 17 лет она вышла замуж за знатного и обеспеченного сэра Эдварда Берга, но он умер после четырех лет бездетного брака. Через несколько месяцев она снова вышла замуж за Джона Невилла, лорда Латимера, вдовца с двумя детьми на 20 лет старше ее. Его обширная семья была одной из самых влиятельных на севере страны, но в жизни Джона наступили трудные времена.

Лорд Латимер был одним из главных действующих лиц католического «Паломничества благодати», но впоследствии покинул мятеж и вернулся на сторону короля, оставив Екатерину подавлять гнев повстанцев в замке Снейп, их поместье в Йоркшире. Сама Екатерина к тому времени, возможно, уже перешла из католической веры своих родителей и королевы-крестной в отъявленный протестантизм. В более позднем возрасте она ярко описала процесс обращения своего «упрямого, неумолимого и несговорчивого сердца», однако не указала, когда именно это произошло. Но именно ее протестантские связи, по всей видимости, сыграли важную роль в избавлении ее мужа от серьезного наказания после подавления восстания.

В марте 1543 года Латимер умер. Есть основания полагать, что два первых брака Екатерины были заключены скорее по велению рассудка, чем по любви. В третий раз ей должно было повезти? Впрочем, мужчиной, который пришелся ей по душе, оказался вовсе не стареющий король Генрих. Это был Томас Сеймур, удалой брат погибшей королевы Джейн. И хотя он был лишь четвертым сыном в семье, брак его сестры с королем и успешное рождение наследника обеспечили ему стремительное возвышение, а сам Генрих радостно восхвалял «способности» и «значительные заслуги» Томаса, а также его «похотливость и молодость».

Позже Екатерина напишет Сеймуру: «Я была полна решимости… обвенчаться с тобой прежде любого мужчины, которого я знаю». Но существовала сила, перед которой не устояла бы даже самая решительная женщина, и это была воля короля.

Интерес Генриха к Екатерине вовсе