главной из шести «великих фрейлин», сопровождавших будущую королеву. Но когда королевская свита двинулась обратно в Гринвич, Генрих поделился с окружавшими его мужчинами, которым было известно о запланированном браке, своим личным мнением на этот счет: «И что вы теперь скажете об этой женщине? Неужели вы находите ее столь достойной и красивой, как о ней сообщали?»

Когда Кромвель, спланировавший эту партию, с нетерпением спросил, нравится ли королю его невеста, тот с горечью ответил: «Она совсем не так хороша, как о ней говорили». И хотя Кромвель, возможно, еще не понял этого, король уже искал пути к отступлению. 3 января на официальной встрече в Блэкхите Генрих и Анна нарядились в золотую парчу. Но свадьба, назначенная на следующий день, не состоялась.

Генрих метался, как рыба на крючке, и созвал Тайный совет, чтобы найти какой-нибудь законный способ с него соскочить. Единственная лазейка: была ли Анна заранее связана брачным договором с сыном герцога Лотарингского? Ей предстояло подписать официальное заявление о том, что такого договора не было. И она его подписала. Генрих понимал, что из этой ситуации нет другого выхода, кроме как устроить «всемирное смятение», толкнув брата Анны в лагерь императора. «Неужели нет другого средства, – тщетно вопрошал он, – кроме того, что мне придется против воли подставить шею под ярмо?» Другого средства не было, и 6 января Генрих с Анной Клевской поженились.

Брачные торжества устроили по обычному королевскому образцу: пиршества, маскарады и «разнообразные забавы». То, что произошло потом, в спальне, обернулось таким же провалом, каким, по утверждению Екатерины Арагонской, была ее спорная брачная ночь с Артуром почти сорок лет назад. На следующее утро на вопрос трепетавшего Кромвеля, как все прошло, Генрих ответил: «Она мне и так не очень нравилась, но теперь нравится гораздо меньше. Ибо я ощупал ее живот и грудь, и, насколько я могу судить, она не может быть девицей». Впрочем, мы можем не обращать особого внимания на это высказывание, поскольку любое реальное подозрение относительно девственности Анны было бы серьезным делом и получило бы гораздо больше внимания. Но вся суть заключалась в том, что Генрих сказал дальше. «Когда я их ощупал», это понимание «настолько поразило меня в самое сердце, что у меня не осталось ни воли, ни смелости продвигаться дальше».

Следует помнить, что Генриху на тот момент было уже 48 лет, он был нездоров и страдал от ожирения, а обхват его талии стал почти на полметра больше, чем раньше. Не забудем и то, как несколько лет назад о его мужественности язвительно отзывались Анна Болейн и ее брат. Но нужно также помнить, что важнейшим элементом любого брака была консумация. «Я оставил ее той же доброй девой, какой встретил», – решительно добавил король.

Генрих повторил попытку на третью и четвертую ночь, без особого интереса проконсультировался с врачами и заявил им, что тело Анны настолько «отвратительно», что ни при каких обстоятельствах не сможет «спровоцировать или побудить» его к каким-либо действиям. Впрочем, в доказательство того, что дело не в его потенции, он заявил, что у него было duas polles nocturnas – два ночных семяизвержения. С этой тревожной клинической ноты начался путь Анны Клевской в сане королевы Англии.

Анна стремилась добиться успеха в этой роли. Как и Джейн Сеймур до нее, она была готова пойти на риск и спровоцировать гнев Генриха, вызвав его детей в суд. Как и Анна Болейн, она сопровождала его на первомайских поединках; хотя выступать в ее честь ему, по-видимому, мешала не только открытая рана на ноге, так и не зажившая после давнего рыцарского турнира.

Но вскоре между Анной и ее фрейлинами произошел весьма показательный разговор. Им не терпелось выспросить, не беременна ли она. В ответ на их наводящие вопросы Анна рассказала, что каждую ночь, ложась с ней в постель, король целует ее в знак приветствия и прощания. Фрейлины ответствовали: чтобы заделать герцога Йоркского, нужно кое-что посерьезнее. Могла ли Анна действительно быть такой наивной? Представляется более вероятным, что в своем несостоятельном положении она отчаянно металась, выбирая, что и кому лучше всего сказать, или даже (учитывая ее незнание английского!) что весь этот разговор был удобной выдумкой тюдоровских придворных. У них были все основания полагать, что никакой консумации так и не произошло.

Что касается короля, то он услышал утешительную, но в конечном итоге горькую истину от Энтони Денни, своего камергера стула и ipso facto[181] – доверенного лица. «Положение монархов… в вопросах брака гораздо хуже, чем положение бедняков», – с сочувствием сказал Денни хозяину. И если «бедняки обычно живут по своему выбору и пользуются свободой», то монархи «берут то, что им приносят другие».

Или не берут – в зависимости от обстоятельств. Болезненный процесс избавления Генриха от брака, устроенного Томасом Кромвелем, будет стоить последнему головы. В июне 1540 года всесильного помощника короля признают «самым лживым и коррумпированным предателем, обманщиком и подрывателем» власти Генриха. И, возможно, он останется в живых до конца июля лишь для того, чтобы оказать королю последнюю услугу, положив конец его браку с Анной Клевской[182].

24 июня Анну заставили покинуть зал суда. 6 июля (когда антикромвельская партия была на подъеме) ей сообщили, что короля Генриха все еще беспокоит вопрос о предварительном брачном договоре с сыном герцога Лотарингского. От нее требовалось дать согласие на расследование этого дела. Решение было предопределено. К вечеру 9 июля Анна больше не могла называться королевой.

На суде она вела себя благоразумно и практически не оказывала сопротивления, всецело подчинившись «доброте и благоусмотрению» Генриха. Безусловно, в ее распоряжении не было никакого оружия, с которым можно было бы сражаться; кроме того, она помнила судьбу Анны Болейн и то, как мало плодов принесли усилия Екатерины Арагонской. В качестве награды Анне был присвоен почетный титул «дорогой сестры» короля. У нее хватило смелости написать брату в Клеве с сообщением о том, что брак расторгнут, и вернуть Генриху обручальное кольцо, которое ознаменовало их «мнимый брак», «с пожеланием, чтобы оно было разбито вдребезги как нечто, у чего она не знала ни силы, ни ценности». Нам хочется верить, что в предстоящие годы Анна Клевская стала счастливой хозяйкой своей судьбы. Но факты свидетельствуют о том, что всю оставшуюся жизнь она не переставала оплакивать утраченный сан королевы.

Тем временем Генрих уже был без памяти влюблен (увлечен? охвачен похотью?) в одну из фрейлин Анны Клевской. Это была Кэтрин[183] Говард, юная кузина Анны Болейн.

Пятый брак Генриха VIII, без сомнения, имел эмоциональную основу, по крайней мере с его стороны. Король был буквально