Помни: покоится там твой товарищ,

Ибо тоже любил я, хоть и был недостоин.

В действительности Томасу Говарду повезло меньше, чем Маргарите. Как писал его племянник граф Суррей:

Так умер нежный зверь, что непоколебимым был.

Охотно жизнь отдал, навек любовь утратив.

Узнав, что Томас умер от лихорадки, от которой сама она выздоровела, Маргарита восприняла эту новость «очень тяжело». Однако уже через год ее дядя снова внес ее потенциальный брак в свои дипломатические планы, равно как и браки своей невестки Мэри Фицрой и малолетней дочери Елизаветы. Да и самому королю Генриху пришло время задуматься о четвертой жене.

Ни у кого не было никаких сомнений в том, что Генриху снова нужно жениться. У него уже был один наследник, но не было «запасного», и он, будучи вторым сыном, скорее всего, считал эту ситуацию ненадежной. Но на этот раз судьба застала его врасплох: чтобы оправиться от шока, вызванного смертью Джейн, и согласовать подходящую новую невесту, потребовалось более полутора лет – достаточно долго, чтобы вызвать серьезное беспокойство при дворе. Во многом причиной такого промедления был сам Генрих и его собственные, до странности старомодные взгляды.

Что касается возможных претенденток, ходили слухи о герцогине Миланской Кристине, 16-летней племяннице Карла V. Известно, хоть и не вполне достоверно, что красивая и образованная Кристина заявила: если бы у нее было две головы, одна была бы в распоряжении короля Англии. Генриха привлекала кандидатура одной молодой вдовы, родственницы французского короля Марии де Гиз: по его заявлению, они с Марией должны были подойти друг другу, поскольку оба были недюжинного роста. Утверждалось, что высокая Мария добавила в лексикон Тюдоров еще одну крылатую фразу, возразив, что, хотя она и высокая, шея у нее короткая.

Мария действительно стала важным игроком в английских делах, но не так, как планировал Генрих. В мае 1538 года, к его негодованию, она вышла замуж за короля Шотландии Якова V, прибыв как раз вовремя, чтобы установить теплые отношения с Маргаритой Тюдор, свекровью, которая вместо этого могла стать ее золовкой. Маргарита так и не вернулась ко двору брата и умерла в Шотландии в 1541 году.

Любые планы на альтернативную кандидатку из Франции разбивались о настойчивое требование Генриха встретиться со всеми женщинами лично – он предложил привезти их всех в Кале, чтобы он мог выбрать ту, что понравится ему больше всех. Французскому послу удалось его пристыдить, спросив, не хочет ли он также сравнить их всех в постели и так ли, по его мнению, вели себя король Артур и рыцари Круглого стола. Оставалась возможность политического союза, к которому всегда склонялся Кромвель, – не с одной из стран католической Европы, а с немцами-протестантами на севере. Речь шла о браке с Анной Клевской. Ее брат, герцог Клевский, незадолго до этого отказался присоединяться к протестантскому союзу – Шмалькальденской лиге. Но их старшая сестра была замужем за одним из лютеранских лидеров, герцогом Саксонским. Все это было достаточно неплохо. Но была ли достаточно хороша Анна? Один из английских послов, отправленный с частными указаниями от Кромвеля доложить о «красоте и качествах Анны… ее формах, росте и цвете лица», сообщил, что «по лицу, как и по всему телу» Анна превосходила Кристину Миланскую, «как золотое солнце превосходит серебряную луну». В марте 1539 года начались переговоры.

Это был единственный из шести браков Генриха, в котором он пытался следовать королевским нормам, составляя партию исходя из политической целесообразности. При этом он отправил к немецкому двору своего придворного художника Ганса Гольбейна, чтобы заполучить портрет Анны. Но именно в скромном, но привлекательном образе, созданном Гольбейном, который намеренно, но злополучно скрыл длинный нос Анны, были посеяны первые семена беды.

Следующая партия английских послов отмечала, что Анна, как и ее младшая сестра, которая была дополнительной кандидаткой, были настолько тщательно замаскированы громоздким немецким парадным платьем, что мало что у них можно было разглядеть. «Неужели вы бы хотели увидеть их обнаженными?» – парировал на это немецкий посол. Не остался незамеченным и недостаток образования Анны: она умела читать и писать на родном языке, но совсем не знала иностранных; проводила время за шитьем, а не за карточными играми; ее мало интересовали «веселые пиры», составлявшие одно из традиционных «английских увеселений». Более того, немцы считали «поводом для упреков в легкомысленности», если знатная дама хоть немного разбиралась в музыке – одном из главных способов распространения куртуазной традиции.

Однако официальные сведения, возможно подтасованные Кромвелем, настаивали на том, что Анна была серьезной, доброй и смиренной дамой. По сути, этот портрет напоминал… Джейн Сеймур. Кромвель наверняка прекрасно помнил, что Генриха уже бросало от Екатерины к Анне Болейн, а потом к Джейн – от грусти к веселью и обратно. Быть может, он созрел для нового броска? Или, быть может, он бессознательно преисполнился ожиданиями от еще одной королевы по имени Анна, которая, как он, возможно, надеялся, принесет с собой всплеск заморской культуры.

В октябре 1539 года Анна Клевская начала свое неспешное путешествие в Англию. Но уже с момента ее прибытия 27 декабря стало ясно, что дела не пойдут гладко.

Высланные ей навстречу английские придворные повторили эти слова: добрая и смиренная. И далеко не глупая, способная быстро выучиться английским манерам…

Надежды Генриха были велики. Может быть, поэтому он принял решение «взлелеять любовь», преподнеся своей невесте сюрприз в дороге.

Исследователи Тюдоров спорят, на самом ли деле Анна Клевская была неуклюжей и невзрачной фламандской кобылой, как отозвался о ней Генрих. Как бы то ни было, она никоим образом не соответствовала мечтам о желанной куртуазной даме, к приезду которой Генрих готовился, оттачивая свои музыкальные навыки и пополняя запасы роскошных предметов искусства. Отправившись в Рочестер, переодетый Генрих в окружении группы придворных ворвался в покои Анны, когда она наблюдала за травлей быка[180] из окна. Он заявил, что ему нужно доставить подарок от короля, и попытался поцеловать ее. Любой английский придворный мог (и должен был?) сообщить Анне, что Генрих питал страсть к маскировке и переодеваниям, хотя его недюжинный рост – а к тому времени и вес – делал его легко узнаваемым. Ей вполне могли бы заранее объяснить, что это один из прекрасно известных сюжетов из мифологии куртуазной любви. Когда Анна оттолкнула его и не проявила любовь, разоблачив его маскировку, Генрих пришел в ужас. По словам одного из очевидцев, он немедленно удалился, так и не подарив ей привезенных соболей, украшенных драгоценными камнями.

Маргариту Дуглас, теперь полностью реабилитированную, назначили