видимости, изнасиловал жену смотрителя парка, пока «по его приказанию ее удерживали трое или четверо его самых распутных слуг». Это еще один пример сильного классового неравенства, лежавшего в основе рыцарского кодекса, который распространялся лишь на знатных дам.

Перемещение королевского двора на север запомнилось тем, что послужило поводом для нескольких частных встреч между Калпепером и королевой Кэтрин: на лестнице, ведущей в опочивальню королевы в обители Темпл-Брюэр; за запертой дверью королевских покоев в замке Понтефракт; четырехчасовой разговор в замке Гейнсборо Олд-Холл неподалеку от Линкольна. Этим встречам способствовала и сохраняла их конфиденциальность Джейн, леди Рочфорд, вдова Джорджа Болейна. В обвинительном акте против Кэтрин утверждалось, что «эта сводница, леди Джейн Рочфорд», содействовала одной из встреч Кэтрин с Калпепером, которая продолжалась с 11 ночи до 3 утра, в «тайном и гадком месте» – в уборной.

Вердикт истории, вынесенный королеве Кэтрин, основывается не столько на отчетах об этих встречах, сколько на ее письме, обращенном Калпеперу. Но даже это письмо может иметь две трактовки.

В письме Кэтрин пишет, что «никогда и ничего так не жаждала, как увидеть вас и поговорить с вами». Однако существует предположение, что в основе этого заверения не страсть, а срочное дело, которое им нужно было уладить, – даже что Калпепер угрожал Кэтрин сообщить королю о ее прошлых неосмотрительных поступках.

Возможно, подобным образом можно интерпретировать и другую фразу: «Я всегда буду верить, что ты будешь таким, как обещал мне». Даже подпись – «Ваша, пока я жива» – соответствовала эпистолярным стандартам того времени. Письма в то время нередко представляли собой упражнение в литературных играх, а фразы о чрезмерной привязанности попадали туда из риторики или поэзии. И Кэтрин Говард, и Томас Калпепер позже клялись, что не консумировали свои отношения, – хотя Калпепер позже признал, что намеревался «сделать недоброе» с ней «и что королева имела те же намерения» в его отношении, – и историки склонны им верить.

Жизнь при дворе, эта шаткая пирамида влияний и покровительств, помимо секса подразумевала немало причин, по которым молодой человек желал бы сблизиться с королевой. А более высокое положение Кэтрин – как и необходимость соблюдать секретность, посредничество леди Рочфорд и даже то, что Калпепер называет себя больным (тоскующим из-за любви), – как нельзя лучше вписывается в куртуазную традицию. Те, кто возразит, что Кэтрин Говард была недостаточно образованна, чтобы постичь все тонкости куртуазной игры, игнорируют тот факт, что куртуазная поэзия часто принимала форму песни. А если есть что-то, что мы знаем о Кэтрин наверняка, так это то, что она была обучена музыке (Мэноксом!).

Если воспринимать важнейшее письмо Кэтрин Калпеперу как упражнение в риторике куртуазной любви, то оно лишь демонстрирует, насколько вульгарной со временем стала возвышенная мечта. Трудно примирить с этой теорией лишь одну строчку: «От мысли, что я не могу всегда быть в твоей компании, сердце мое замирает». Быть может, таким образом Кэтрин просто неуклюже пыталась играть в куртуазную игру. Но потратить четыре часа исключительно на разговоры? В уборной? Трудно представить себе такую беседу.

Любопытную роль в этом спектакле сыграла леди Рочфорд: она посоветовала молодой королеве «разрешить мужчинам почитать ее» (поскольку они все равно собирались это делать), поощряя встречи с Калпепером, который «не имел в виду ничего, кроме честности». Но Кэтрин, по всей видимости, отвергла эту идею, наказав леди Рочфорд избегать дальнейших встреч с Калпепером, поскольку у нее нет желания заниматься такими «легкомысленными делами».

Однако непосредственная опасность для Кэтрин исходила не от Калпепера, не от леди Рочфорд и даже не от Дерема, а от одной из фрейлин, с которыми она жила в «девичьих покоях» в имении своей бабки. Девушка стремилась занять место поближе к королеве, что позволило бы ей разделить «великую судьбу» бывшей соседки по комнате. Она рассказала о прежнем «легком поведении» королевы своему брату, а тот (религиозный реформатор, враждебный консервативной фракции Говарда) сообщил об этом Кранмеру. У пришедшего в ужас архиепископа не было другого выбора, кроме как действовать.

2 ноября, когда Генрих отправился на мессу, он нашел на скамье письмо, оставленное Кранмером, в котором описывалось поведение Кэтрин до брака. Первой реакцией короля было недоверие; но в последующие дни разоблачения посыпались, как карты из карточной колоды. Вызванный на допрос Мэнокс поведал, как он убеждал Кэтрин «дать почувствовать твою тайну», и она согласилась, если это сделает его счастливым. Дерем, которого также привели, рассказал, как часто они спали в одной постели – «шесть или семь раз… обнаженными»; и, что особенно важно, когда он попал ко двору королевы, он надеялся снова установить с ней отношения. Ночью 6 ноября Генрих оставил Кэтрин в Хэмптон-Корте и отправился в Уайтхолл на специально созванное заседание Тайного совета. Сообщалось, что он выслушал разоблачения Кэтрин со слезами и просил дать ему меч, чтобы казнить ее собственными руками. Но худшее было впереди. 11 ноября, вероятно под пытками, Фрэнсис Дерем дал показания против Томаса Калпепера. Три дня спустя свита Кэтрин была распущена, а сама она была доставлена в Сионское аббатство. На допросе она призналась в трех тайных встречах с Калпепером, хотя и отрицала «под присягой», что он прикасался к «какой-либо обнаженной части ее тела», кроме ее руки, которую поцеловал по окончании встречи в уборной, заявив, что он «не предполагает дальнейшего». В тот же день Калпепера доставили в Тауэр. Генриха вновь предал один из самых близких ему людей, как Ланселот предал Артура.

Сообщалось также, что, как только прошла первая вспышка ярости, Генрих был склонен проявить милосердие. Под следствием Кэтрин сетовала, что она была слишком «ослеплена желанием мирской славы», чтобы рассказать Генриху о своих «прежних ошибках», но отрицала причастность к Калпеперу. И в конце концов, если бы она была замужем за Деремом (а обещание и консумация составляли обязательный предварительный договор), то она никогда бы не вышла замуж за короля и поэтому не могла бы ему изменить. Ходили слухи, что казнь могут заменить на тюремное заключение, расторжение королевского брака или даже полное прощение.

С момента обвинения Анны Болейн до ее казни прошло чуть больше двух недель; в случае с Кэтрин – два месяца. Дерем и Калпепер были казнены 10 декабря (приговор Калпеперу был смягчен до обезглавливания, но Дерем перенес весь ужас повешения, потрошения и четвертования). Акт о государственной измене Кэтрин Говард был подписан только в конце января 1542 года, а в феврале ее и Джейн Рочфорд приговорили к смертной казни.

Вполне возможно, что к судебным обвинениям против Кэтрин подтолкнули Генриха религиозные радикалы, доминировавшие в Совете, позаботившись о том, чтобы она так и не предстала перед судом лично. Отныне по закону любой женщине было запрещено вступать в брак с королем, не сообщив