худенькой фигуркой бледного болезненного мальчика. Согласно завещанию Генриха, если Эдуард VI умрет бездетным, престол должен был перейти к старшей дочери Генриха Марии. Если та же участь постигнет Марию, ее преемницей должна была стать Елизавета, при условии, что ни одна из дочерей не вступит в брак без согласия душеприказчиков короля.

Эти 16 душеприказчиков – как и управление страной до совершеннолетия короля-мальчика – подчинялись власти двух человек. Первым из них проявил себя старший дядя малолетнего короля Эдвард Сеймур: в его активе были по крайней мере кровные узы и сила обычая, и он вскоре провозгласил себя герцогом Сомерсетом и лордом-протектором Англии.

Позднее во время недолгого правления Эдуарда на авансцене появилась более удивительная фигура – еще один из душеприказчиков Генриха Джон Дадли. Его отец Эдмунд Дадли стал козлом отпущения за грехи алчного режима Генриха VII и был арестован и казнен (на пару с Ричардом Эмпсоном), когда Генрих VIII взошел на трон. Однако после того как вдова Эдмунда Дадли вышла замуж за внебрачного сына Эдуарда IV Артура Плантагенета, ее сын Джон снискал расположение Генриха VIII как солдат, королевский слуга и звезда рыцарских турниров. В последние годы правления Генриха таланты Джона Дадли стремительно вознесли его по карьерной лестнице: он возглавил армию, которая в 1544 году разгромила Шотландию, а затем двинулся на юг, чтобы добиться еще более впечатляющего успеха по ту сторону Ла-Манша. Дадли был еще большим религиозным реформатором, чем Сеймур: тем лучше, если учесть его близость к молодому королю.

Ничто из того, что нам известно об Эдуарде VI, ударившемся в протестантизм в школьные годы, не позволяет предположить, что, проживи он дольше, у него хватало бы времени для куртуазных игр. Первые десятилетия Реформации в Англии были ознаменованы всплеском интереса к любви и сексу, отказом от догмата святого Августина о том, что секс обязательно является грехом, – историк Диармайд Маккалох называет это время «одной из сексуальных революций». Впрочем, речь шла о сексе, безопасно укорененном в рамках брака. Протестанты всей Северной Европы скупали портреты бывшего монаха Мартина Лютера и его жены Катарины фон Бора, тоже бывшей монахини, с которой он вел пылкие послеобеденные дебаты, насмешливо называя ее «доктор Лютер», и которая за восемь лет брака родила шестерых детей. Такое «приручение» любви вполне могло вступить в конфликт с концепцией куртуазной любви, но Лютер умер в 1546 году, а с наступлением Контрреформации – реванша католиков, который начался с Тридентского собора 1545 года, – католики и протестанты начали соревноваться друг с другом в строгости сексуальной морали.

Как бы там ни было, романтические предпочтения Эдуарда так и не были установлены. Что касается его сестры Елизаветы, первый год правления брата положил начало истории, которая могла повлиять на все ее дальнейшие отношения с мужчинами.

В январе 1547 года, на момент смерти отца, Елизавете было 13 лет, и ее отправили на попечение мачехи Екатерины Парр, которая переехала в собственное имение в Челси. Весной того же года Екатерина со скандальной стремительностью сама тайно вступила в новый брак. Как вы помните, еще до того, как король Генрих обратил на нее внимание, она мечтала о союзе с Томасом Сеймуром. Более того, он был не слишком доволен возвышением своего старшего брата до титула лорда-протектора Англии, хотя его самого в качестве подачки назначили лордом-адмиралом[184]. Ходили слухи, что он согласился на союз с вдовствующей королевой Екатериной только тогда, когда его первые надежды жениться на одной из двух принцесс, Елизавете или Марии, не оправдались. В момент венчания Томас и Екатерина выглядели счастливыми, но, когда она понесла от него ребенка, первоначальные надежды Томаса, похоже, разгорелись с новой силой.

О том, что происходило в Челси, нам известно из показаний гувернантки Елизаветы Кэт Эшли и дворянина Томаса Пэрри, полученных под давлением следствия. Они живописали, как лорд-адмирал с утра пораньше врывался в покои юной принцессы, отдергивал занавески ее кровати и «делал вид, будто собирается на нее напасть», заставляя ее убегать без оглядки. Если он заставал ее за одеванием, то «бесцеремонно шлепал по спине или ягодицам». Иногда он заявлялся «бесштанным», в ночной рубашке, пытаясь урвать у Елизаветы в постели пару поцелуев.

Кэт Эшли говорила Сеймуру, что он зашел слишком далеко, потому что «на эти поступки жалуются и о моей госпоже говорят плохо». Он с жаром отвечал, что не имел в виду ничего плохого, – и действительно, согласно показаниям той же Кэт, сама вдовствующая королева иногда присоединялась к шутливым нападениям Томаса на их падчерицу, помогая ему щекотать Елизавету в постели, а однажды в саду удерживала ее, когда он разрезал на лоскуты ее платье.

Что было в голове у Томаса Сеймура? Было ли там вообще хоть что-то? Как с метким осуждением выразился сэр Николас Трокмортон, Сеймур был «отъявленным смельчаком, обладал изысканными манерами, величественной внешностью и великолепным голосом, но человеком был несколько пустым». Не менее трудно рассуждать о чувствах Елизаветы: была ли она напугана, поддавалась ли искушению, испытывала ли страстное желание? А может, все сразу? Ее слуги утверждали, что она стремилась избегать человека, который приходился ей отчимом. Однако при упоминании его имени она неизменно делала «довольное лицо». Ей нравилось слышать, как его хвалят и превозносят.

Но весной 1548 года настал момент, когда вдовствующая королева, «подозревая, что адмирал часто посещает Ее Светлость миледи Елизавету… неожиданно застала их вместе, когда принцесса была в его объятиях. По каковой причине королева рассорилась как с адмиралом, так и с Ее Светлостью». Екатерина к тому времени была на пятом месяце беременности от Сеймура, что послужило поводом отослать Елизавету в дом сестры Кэт Эшли. В переписке мачехи с падчерицей идет речь о восстановлении отношений между ними в будущем, но через несколько дней после рождения дочери 30 августа у Екатерины началась послеродовая лихорадка. Она умерла в день, когда Елизавете исполнилось 15 лет.

Сама Елизавета тоже была больна. Всю жизнь она страдала нервным расстройством, которое проявлялось в мигренях, панических атаках и нарушениях менструального цикла. Но некоторые современники на основании симптомов подозревали у нее другой диагноз, распространяя слухи, что у Елизаветы случился выкидыш от Сеймура. Елизавета просила разрешить ей явиться в суд, чтобы опровергнуть «постыдную клевету». Позже появились и другие истории: о сельской акушерке, которую тайно вызвали ко двору для ухода за очень молодой и явно благородной дамой; о ребенке, умерщвленном сразу после рождения. Все эти домыслы не имели под собой никаких доказательств, а невероятные истории о тайных беременностях будут преследовать Елизавету на протяжении всей жизни.

Смерть Екатерины заставила Сеймура снова пуститься на поиски жены. Более того, он все отчаяннее искал способ отстранить своего брата от власти и занять подобающее, по его