Боги… ни за что. Эрик, ты нужен мне.

— Нужнее тех, кого я могу убить?

Изабель нахмурилась, глядя на него. Вопрос был с очевидным подвохом, с манипуляцией, и потому отвечать нужно было аккуратно.

— Нужнее, — сдалась девушка. — Но, Эрик… какой пример ты собираешься подать нашему ребёнку?

Он улыбнулся, пальцами проведя по её щеке, задев крохотное пятнышко от порохового ожога.

— Хорошая попытка, жизнь моя, — он сжал её руки, согревая заледеневшие пальцы жаром своего тела. — А теперь слушай сюда. Я убью любого ради тебя. Нравится тебе это или нет, — закрыв глаза, он поднёс её дрожащую ладонь к губам, прижал к щеке. — Я никому не позволю навредить тебе.

— Эрик…

— Никому тебя у меня не отнять, — с этими словами он нежно провёл пальцами по её виску, убирая за ухо непослушные кудри. — А сама захочешь сбежать — не получится. Ты принадлежишь мне.

Его глаза будто бы горели в лунном свете, словно жидкое золото. Бледный, с обожжённым лицом, бесконечно уставший от лишений, предательств, от самой жизни, он должен был внушать девушке ужас.

Вот только она была одержима им почти так же, как и он ей.

Эрик поцеловал её, скрепляя своё страшное обещание, стискивая девушку в сильных объятиях. Изабель не отталкивала его, не спорила с ним, даже не думала о том, чтобы сбежать.

Время, проведённое в разлуке, показало, как ей на самом деле был нужен этот мужчина.

В эту ночь Изабель поняла, каким ужасным чудовищем была на самом деле.

Будь это не так, она бы искала способ избавиться от такого навязчивого кавалера, сдала бы его в руки полиции, исчезла бы, заупрямилась бы и заставила бы его исправиться.

Но она торжествовала.

Эрик принадлежал ей. Он сам признал это. Сам постепенно и осторожно погружал её в мрачную бездну своей души.

Изабель ответила на поцелуй, подавшись навстречу, крепче стиснув пальцами воротник сюртука. И сейчас ей казалось, будто бледные статуи ангелов смотрели на Эрика с невыносимым страданием.

А на неё — с осуждением.

Глава 30

С утра Эрик вернулся в «Lacroix» и обезвредил свои ловушки. Это заняло у него дольше времени, чем он предполагал — в конце концов, мужчина хотел разорить театр, уничтожить репутацию Изабель, запереть её навсегда в безопасном, тёмном жилье. И потому сложных конструкций, гарантировавших зрелищную смерть, было слишком много.

Злоба на девушку была благодатной почвой для его садистских фантазий.

Вздохнув, он убрал тугие пружины из механизмов, которые должны были расплющить под собой пару артистов.

Самой Изабель он ни за что не причинил бы вреда, но вот её окружение его мало волновало. Эрику было плевать, если бы у Косет раздробило суставы, если бы перед Ришаром взорвалось зеркало… Изабель бы его за это не простила, но и что с того? Она бы была в его власти — иного выбора он бы ей не дал.

Прошлой ночью, помирившись с ней, он осознал, что был не прав.

Да и смог бы он долго мучить Изабель такой нездоровой, маниакальной любовью?

В прошлый раз он продержал её взаперти почти месяц. Был ли он счастлив? Нет. Определённо, нет. Изабель быстро смирилась с участью пленницы — больше ей ничего не оставалось — но и к своему либретто за это время она не притронулась, не смогла написать ни строчки.

Прошлой же ночью Эрик засыпал под её шёпот и тихое шкрябанье ручки в тетради.

Нужно будет подобрать музыку, исправить недочёты.

И показать ей свою новую работу. Вдруг понравится…

Эрик нахмурился от этих мыслей, закрыл глаза, глубоко вздохнул. Не время думать о творчестве. Нужно решать проблемы по мере их поступления: сначала премьера, потом забрать гонорар, потом вытащить девушку из её чёртовой мансарды.

И жить среди людей? С таким уродством? Все соседи Эрика поседеют от страха.

Погружённый в свои мысли, он не заметил подошедшего Жиля.

— …твою-то мать.

Эрик скосил на него взгляд, после чего продолжил вытаскивать гвозди из виселицы. Как раз Жиля он и собирался на ней вздёрнуть.

К молодому парню мужчина никогда не скрывал своего презрения. Если раньше Жиль рядом с Призраком Оперы был сдержанно вежлив, то теперь содрогался от каждого размашистого жеста. Должно быть, мерзкий мальчишка нутром чуял близость смерти. В конце концов, он в труппе самый проницательный. Пускай и тупой, как пробка.

И всё же, Эрик ненавидел его по другой причине. За молодость, за красоту, за энергию, за живой голос.

И за большую семью, о которой парень часто рассказывал.

Будь Эрик прежним, от зависти сгорал бы этот чёртов сопляк.

— Мсье… — прерывисто выдохнул Жиль, не зная, как сформулировать вопрос.

— Если не уберёшься, — ответил Эрик, — точно будешь болтаться в петле. Не думай, что без тебя премьера не состоится. Любой болван сыграет не хуже.

Жиль затрясся, побелел, но уходить не спешил. Призрак Оперы решил не обращать на него внимания — в конце концов, если идиот заскучает, он в конечном счёте уберётся.

— Это для Изабель?

— Какой же ты кретин! — вспылил Эрик, направив на него гаечный ключ.

Видимо, сделал он это слишком резко, потому что Жиль завизжал, как маленькая девочка.

Мужчина с подчёркнутым презрением поднял бровь. Жиль затих не сразу. Когда же ему, наконец, удалось взять над собой контроль, согнулся пополам и грязно выругался.

— Угомонился? Теперь проваливай.

Жиль тяжело дышал, упираясь ладонями в колени, пристально глядя на Эрика. Собственный крик словно вытянул из него все душевные силы.

— Н… нет.

Эрик обдал его таким взглядом, что Жиля затрясло с новой силой.

— Я… подружиться хотел, — нахмурился парень, понимая, как нелепо звучат его слова. — А вам что ни скажи, то упрёк. Пошучу — обвиняете в несерьёзности, жалуюсь — называете нытиком, ворчу — велите заткнуться. Даже если молчу, вы на меня набрасываетесь! А я, вообще-то, ваш поклонник! У меня даже автографы есть обоих Валуа.

Ни один мускул лица Эрика не дрогнул.

— …как ты узнал? Как ты, сопляк, узнал?

Жиль дёрнул плечами, опустив голову.

— Раньше я часто вас слушал. Не сразу, но я вспомнил, как в юности ходил на ваши спектакли, — Жиль нахмурился, он столько любезностей натерпелся от Призрака Оперы, что ему не терпелось уколоть мужчину в ответ. — И Валуа-старший играл лучше!

Эрик сжал губы в линию, веля себе сдержаться. Но в конце концов, с его уст сорвался смешок, переросший в хриплый, зловещий смех.

Мальчишка, который боялся его больше остальных, стал проявлять характер. Подумать только! Он знал Призрака Оперы как при жизни, так