и подошла к его могиле. Не поднимая глаз на статую, она опустилась на колени в снег, коснулась края отверстия в надгробии. Просовывать палец в трубу у неё не было никакого желания.

— Вы не вызывали полицию?

— Вызывал, — прокряхтел Моро. — Да только они не поверили байке старого сторожа. Сами знаете… когда начальником назначили Леру, легавые и вовсе заплыли жиром.

Леру. Лоран Леру. Генеральный директор национальной полиции и старший брат Луи — главного врага Эрика.

— Эксгумация возможна только по решению суда, — пожал плечами Моро. — Хотите вините меня, хотите — нет, но я не собирался садиться в тюрьму за осквернение могилы. Даже если это стоило бы чьей-то жизни.

Изабель нечего было на это ответить.

— А потом, — продолжил кладбищенский сторож, медленно выдохнув, — началось самое странное.

— Что же? — девушка смотрела на тёмное отверстие в надгробии, и ей казалось, будто царившая в могиле тьма засасывала её, поглощала, питалась серебряным светом Луны.

— Я… письма получал, — пожал плечами Моро. — Почерк там был аккуратный, витиеватый. Да и было заметно, что писал взрослый человек, а не подросток, умирающий от скуки и сочиняющий страшную историю. Да и… какими-то честными были эти письма.

Изабель подняла взгляд на Эрика. Он стоял, закрыв глаза, погрузив руки в карманы сюртука. Его лицо было белее снега, и сейчас ужасный алый ожог казался таким ярким, будто его вновь объяло пламя.

— Могу я их увидеть? — прохрипела Изабель.

— Я их сжёг, — хмыкнул Моро. — Но помню наизусть.

Изабель застыла, всем своим существом обратившись в слух. Девушка не замечала этого, но во время речи сторожа она вновь перестала дышать.

— Уважаемый Мишель Моро, убедительно прошу вас перестать думать о могиле Эрика де Валуа-младшего, — когда Моро заговорил, его голос стал глуше, мрачнее. — Я прекрасно понимаю, что вас одолевают сомнения и страхи, но можете быть спокойны. Ваша совесть чиста перед семьёй Валуа. На Пер-Лашез совершилось не убийство, но высшая справедливость.

Он умолк, тяжело дыша, окинув взглядом спутников. Изабель слушала его с таким вниманием, будто от этого зависела её жизнь, в то время как Эрик смотрел в сторону с хмурым видом, шаркал по снегу, до боли сжимал зубы.

— В гробу покоится не человек, но свинья, закрывшая глаза на пожар в доме Валуа, — продолжил сторож. — Я признаюсь в этом не потому, что чувствую муки совести, но потому, что вы так отчаянно ищете правды. Вам известно имя Лорана Леру? Это директор полиции, коррумпированное ничтожество и просто лишённая всего человеческого сволочь. Сейчас он числится пропавшим без вести, но это не совсем так. Вы и я знаем где он.

Изабель стиснула в ладонях снег. Пальцы заледенели, от холода ей было больно, но она не обращала на это внимания.

— В день похорон он прибыл в морг, чтобы уничтожить заключение судебно-медицинских экспертов, — Моро растёр озябшие руки. — Он был самонадеян. Было несложно напасть на него со спины, вколоть в шею пятнадцать кубов опиума, а потом опустить тело в гроб. Почему такого грубого преступления никто не заметил? Деньги прекрасно закрывают глаза, уши, затыкают рты. Кстати, наш похороненный заживо знал об этом лучше всех. Надеюсь, вы оценили мою грубую иронию.

Изабель зажала рукой рот. Её мутило.

— Достаточно, — процедил Эрик. — Браво, Моро. Твоя страшилка напугала её.

Сторож умолк, скользнув лучом фонаря по статуе Эрика. Теперь, когда тени сменили положение, каменный ангел музыки казался не печальным, но зловещим и мстительным.

— Знаете, — хмыкнул Моро. — Не знаю, правда это или нет, но… чтоб я помер, этот ублюдок Леру заслужил заживо сдохнуть в яме.

Эрик приподнял бровь, подойдя к Изабель, помогая ей встать, отряхивая от налипшего снега её пальто и брюки. На ногах девушка держалась с трудом.

— Знали бы вы, молодёжь, — он покачал головой, закрыв глаза, — сколько трупов по его приказу прятали на Пер-Лашез. А, ладно. Замёрзли?

— Оставь нас.

— Но…

— Оставь. Нас.

Моро вздохнул, глядя на них. Эрик обнял Изабель, крепко сжал её худые плечи, согревая теплом своего тела. Быть может, хмурость Призрака Оперы отпугнула его, быть может — бескровное лицо девушки, но сторож ушёл. Снег скрипел под его ногами, но Изабель не слышала этого.

Её богатое воображение создавало до сих пор звучавший из могилы жуткий вопль ужаса и доносившуюся из-под земли вонь разложения.

Что должен чувствовать похороненный заживо человек? Страх, панику? Нет. От этих чувств сердце бьётся, как сумасшедшее, но не разрывается на части, не останавливается.

Похороненный заживо человек чувствует лишь безысходность.

Спасения нет и не будет. В глухих, темных стенах невозможно пошевелиться. Дышать нечем. Звать на помощь бесполезно. Так холодно, так тесно, так страшно. Можно содрать ногти, пытаясь расцарапать крышку гроба, можно разбить лоб, кулаки и колени в кровь. Но не спастись.

Изабель закусила нижнюю губу. Погрузившись в свои размышления, она не слышала, что её звал Эрик.

В ушах стоял вопль Лорана Леру, которого она никогда не слышала.

— Изабель…

Она посмотрела в глаза мужчины, стискивая его в объятиях. Живые, карие, печальные.

И бесконечно, бесконечно любимые.

Крик Лорана стих в её воображении, когда она представила, что на его месте мог оказаться Эрик.

— Вот видишь? — она невесело улыбнулась, осторожно коснувшись пальцами его ожога. Её голос ощутимо дрожал. — Уже не боишься ходить без маски и обнимать меня на людях.

— Глупая, — он выдохнул облачко пара. — Ты еле дышишь, а думаешь о такой ерунде.

— Сам дурак, — закрыв глаза, она опустила голову ему на плечо. — Ты же правильно поступил. Справедливо.

Она ненадолго умолкла, пытаясь взять себя в руки.

— Ты всё говорил, что я должна тебя бояться.

— Но?..

— Но рядом с тобой я чувствую себя… защищённой, — она выдохнула облачко пара. — Против моей же воли. Эрик…

— Да?

— Скажи, — она сжала губы в линию, обдумывая вопрос. — Ты не перестанешь оберегать меня?

— Не перестану.

— От любого вреда?

— От любого зла.

— Тогда обещай мне, — зажмурившись, она крепче стиснула мужчину в объятиях. — Обещай, что сбережёшь меня… нас от Призрака Оперы!

Эрик протяжно, шумно вздохнул.

— Не сбегай, — просипела Изабель, стискивая пальцами его сюртук, — не отталкивай меня и поклянись, что больше никого не убьёшь.

Эрик невесело улыбнулся, сжав её плечи, посмотрев в глаза девушки.

— А если убью… отвергнешь?

Его глаза сверкали озорством, инфернальным, жестоким весельем. И такие эмоции Эрик испытывал не потому, что ему нравилось убивать — Изабель видела, как его душили эмоции из-за каждого трупа на его счету.

Мужчина ждал пощёчины, ждал, что его отстранят, отринут, предадут.

Боже… Изабель считала его самовлюблённым, а он так отчаянно себя ненавидел.

— Нет, — выдохнула она. —