— Я пугал. Неоднократно. Она куда храбрее, чем кажется.

Изабель вздохнула. Со словами мужчины она была совершенно не согласна, но разве можно было в этом с ним спорить? С каждым откровением Эрика, с каждым его поступком Изабель содрогалась от ужаса, холодела, чуть ли не падала в обморок от страха, но, тем не менее, не убегала.

Душа Призрака Оперы была черна, но не из-за совершённых преступлений.

Его душа была выжжена пламенем, охватившим поместье Валуа.

— Три месяца, — прошептала Изабель. — …зачем?

Эрик мягко сжал её заледеневшую ладонь, поднёс её к губам, поцеловал пальцы.

— Всё не мог решить, понравится ли тебе эта… страшилка, — он закрыл глаза. — Моро, о Пер-Лашез ходит много городских легенд, не так ли?

— О, ты пришёл послушать о призраках? — Моро хмыкнул. — То здесь прогуливаются мёртвые короли, то оживают статуи и преследуют случайных посетителей, то суеверные ищут могилы вампиров…

— А семья Валуа? — спросил Эрик.

— …о, — Моро помрачнел. — Вот о чём ты. Я помню эти похороны. Столько народу, — он вздохнул. — И столько гробов. Кажется, самым младшим из этой семьи было всего пару месяцев.

Изабель ахнула, закрыв рот руками. Эрик не рассказывал, что в том проклятом доме были дети, а девушка и не подумала об этом. Ничего удивительного. Семья была огромной.

Была.

— Хотите их увидеть? — кладбищенский сторож взял ключи и фонарь. — Идём. Кладбище запутанное, сами не найдёте.

Сторож был любезен с Эриком, и причиной тому была не природная доброта, а бутылка дорогого коньяка. Изабель бросила взгляд на алкоголь на столе, уходя.

А ведь Эрик умел договариваться с людьми. С помощью личного обаяния, подкупа, рычагов давления. Если ничего не действовало, в ход шли угрозы и насилие.

Изабель закусила губу. Она договариваться с людьми не умела — всё время всего добивалась, не жалея себя, проявляя нечеловеческое упрямство и во всём себе отказывая. Быть может, Эрик, этот угрюмый затворник, научит её и этому?

Она взяла его за руку, сплела пальцы. И вздрогнула.

Пальцы Эрика были холоднее снега.

— Милый…

Она подняла на него взгляд. Мужчина посмотрел в сторону. Он был не просто бледен, его лицо приобрело серый, неживой оттенок. Он шёл за Моро, словно марионетка, которую тянули за ниточки, словно сомнамбула.

Раньше Изабель не замечала, какая у него лёгкая походка, какой хищной грацией обладало его тело. Сейчас же каждый шаг давался ему с таким трудом, словно он двигался сквозь толщу воды.

— Милый, — прошептала она. — Если тебе так тяжело…

Но она умолкла, встретившись с ним взглядом.

Ей казалось, что его карие глаза сияли в свете полной Луны.

Он с трудом дышал. Его горло вновь сдавил спазм. Из-за эмоций мужчина вновь лишился дара речи.

Изабель сжала губы, крепче стиснув его ладонь. Она хотела хоть как-то согреть Эрика, но сама уже давно продрогла до костей.

Единственным источником света на старом кладбище был фонарь сторожа. Свет неверной Луны выхватывал из тьмы кресты, статуи, величественные склепы, безымянные могилы. Здесь царило безмолвие, покой, тихая, безмятежная скорбь, оседающая в душе тяжёлым грузом. Изабель было до того страшно, что она вздрагивала от каждого шороха, мертвела от скрипа снега под ногами, озиралась по сторонам, услышав посторонний звук.

Она была слишком взрослой, чтобы верить в нечистую силу. И всё же в темноте, холоде и такой давящей обстановке здравые размышления оставили её.

Если бы сейчас из-за угла кто-то выпрыгнул на неё с громким криком, Изабель умерла бы на месте.

Ей казалось, они шли вечность.

Раньше Изабель никогда не видела семейного захоронения семьи Валуа, но моментально узнала его. Оно занимало большой участок земли, было огорожено живой изгородью, покрытой снегом, и на всех могилах лежали пышные букеты свежих цветов.

Над каждым надгробием высилась статуя погружённого в скорбь ангела.

Были здесь и совсем крохотные ангелочки-дети, и женщины, и мужчины, и нескладные подростки, и старики… и младенцы. Изабель поняла замысел, как только взглянула на даты рождения и смерти. Скульпторы высекали не просто красивые образы, они возводили точные копии покойников.

Изабель задержалась у лысого, тощего ангелочка, поднявшего руку к небу, и её сердце сжалось от щемящей тоски. Потом взглянула на печальную женщину, державшую на руках маленькую дочь.

Перед глазами всё замерцало. Изабель всхлипнула, сморгнув тяжёлые слёзы.

Укрытые снегом ангелы не казались ей жуткими. Они казались ей…

Семьёй.

— Валуа любят, — прокряхтел Моро, тяжело ковыляя по притоптанному снегу. — К ним ходят чаще, чем к Уайльду. Но… есть одна странная история. Не знаю, насколько правдива.

Эрик замер у своей могилы, поднял голову на величественного, возвышавшегося ангела. Одна рука статуи опустилась на сердце, вторая была поднята вверх, он открыл рот, исполняя немую песню.

Ангел был прекрасен в своём совершенстве.

И всё же, Изабель не могла на него смотреть.

— История? — просипела она.

— Как раз связанная с могилой Эрика де Валуа-младшего, — Моро сжал фонарик зубами и, склонившись над могилой, смахнул с неё толстые букеты свежих цветов, слой снега. — Видите?

Сторож постучал по небольшому отверстию в могильной плите. Оно уходило вглубь, и поначалу Изабель подумала, что смотрела на трубу, ведущую вниз, к гробу.

— Могильщики сказали, что это было условием заказчика. Он доплатил, чтобы в гробу проделали отверстие, провели узкую трубу. Сказал, что не верит в смерть Валуа-младшего, — Моро провёл пальцем по кругу. — Скверная затея, позвольте сказать, сумасшедшая. Но спорить ребята не стали. За один день человек потерял всю семью, он имел право не верить в смерть, если ему так было легче. Да и платил он очень хорошо.

Изабель крепче сжала ладонь Эрика.

— Мда… ужасная идея, — продолжил Моро. — От тела должен был пойти тлетворный дух. Да и… даже если бы Валуа был жив, кто нам позволил бы его откопать? А потом… началось странное.

Моро выпрямился, отряхнув снег с рук.

— Посетители слышали исходящий из трубы крик.

Изабель перестала дышать.

— Не знаю, что это было. Мы со сменщиками дежурили у могилы несколько суток, но ничего так и не услышали, — он хмыкнул. Моро нервничал и, чтобы не показывать волнения, стал рукавом пальто смахивать снег со статуи Эрика, с его гигантских расправленных крыльев. — Решили, что подростки шутили. А если и нет, то несчастный, очнувшись в гробу, был до того напуган, что издал вопль ужаса, от которого у него разорвалось сердце. Так чего переживать? Труп в могиле, и не так важно, до или после смерти он там оказался.

— Вы ужасны.

— Отнюдь, мадемуазель. Проработайте сорок лет вблизи могил, и тогда поговорим об ужасном.

Нахмурившись, Изабель выпустила руку Эрика