с разумом путем остроумного объяснения библейского текста. Рассказ об «остановке солнца» в Гибеоне следует понимать, по его мнению, в фигуральном смысле: победа израильтян совершилась к моменту захода солнца, которое как будто «ждало» окончания битвы. Борьба Якова с ангелом происходила только во сне, а наяву Яков стал хромать под влиянием этого душевного аффекта.

Консервативные писатели осуждали Ралбага за его свободомыслие; они иронически говорили, что автор «Войн Божиих» воюет не за Бога, а против Бога. Более снисходительно относились ортодоксы к другому сочинению Ралбага — комментарию к Пятикнижию, первым Пророкам и некоторым Гагиографам. Морально-философские извлечения из этого комментария, известные под именем «Тоалиот» («Полезности»), приобрели большую популярность, между тем как книга «Войны Божии» долго находилась под опалой и ценилась только свободными умами. Астрономические исследования Ралбага были переведены на латинский язык. У христианских ученых Ралбаг был известен под именем «Леона из Баньола» или magister Leo Hebraeus. В «Теологико-политическом трактате» Спинозы видны следы влияния Ралбага.

Современник Ралбага, провансальский мыслитель Иосиф Каспи из Ажантьера (ок. 1280-1340; Каспи — еврейский перевод имени города Argentiere, т.е. «серебряный») много путешествовал по Испании и Северной Африке и посетил Египет, арену деятельности Маймонида. Восторженный почитатель «Путеводителя», Каспи сожалел, что ему не суждено было принадлежать к поколению «Совершенного», как он называл Маймонида. Он написал двойной комментарий к «Путеводителю»; в одном просто объясняется ход мыслей автора, а в другом обсуждаются наиболее спорные пункты его системы («Амуде-кесеф», «Маскиот-кесеф»). Комментатор не останавливается перед смелыми рационалистическими выводами, и его тоже причислили к разряду вольнодумцев. В своей «Книге морали» («Сефер га’муссар»), написанной в форме завещания сыну, Каспи говорит: «Истина не должна быть ни боязливой, ни стыдливой». И он сам держался этого правила в своих писаниях. Он не остерегается таких выражений, как, например: «Бог или Моисей за Ним начертали в Торе»; «Сказано: Я пошлю ангела впереди тебя, — под «ангелом» здесь подразумевается действующий Разум». Индивидуальный разум человека есть частица универсального разума Бога, следовательно, Бог находится в душе человека.

Младший из трех эпигонов рационализма, Моисей Нарбони (ок. 1300-1362 г.), жил в Перпиньяне, убежище французских изгнанников, и в разных городах Арагонии. Здесь, в городе Сервера, пережил он катастрофу «черной смерти»: разъяренная чернь ворвалась в его дом, расхитила его имущество и дорогие для него книги, но сам хозяин спасся бегством вместе с другими членами общины (1348). Это, однако, не отвлекло Нарбони от философских занятий, результаты которых изложены им в обычной тогда форме комментария к «Путеводителю» Маймонида. Нарбони задался целью сочетать религиозно-философские системы еврейского и арабского Аристотелей — Маймонида и Аверроэса. Теология, по его мнению, должна быть основана на естествознании, как метафизика на физике, поэтому Тора начинается с «системы сотворения мира, которая и есть наука о природе». Библия имеет двоякий смысл: один — для темной массы, а другой — для просвещенных умов; материальные образы и рассказы о чудесах предназначены для простонародья, а скрытые во всем этом отвлеченные идеи — для философов. Нарбони написал еще ряд комментариев: к «Логике» Маймонида, к философским сочинениям Аверроэса, Авиценны и Алгазалли. Это был последний представитель рационализма в Южной Франции и Испании. После него религиозная философия пошла уже по пути консерватизма, проложенному в конце XIV века Хасдаем Крескесом (§ 38).

Родина раввинизма, Северная Франция ничего не производила в литературе в век разрушения этого былого гегемонического центра. Ее место отныне занимает Германия, где талмудическая наука не знает никаких соперниц — ни светских наук, ни философии и прочих вольных проявлений умственного творчества.

ГЛАВА III. ВЕКА БЕДСТВИЙ В ГЕРМАНИИ (XIV-XV)

§ 43. Гнет сверху и погром снизу: Людвиг Баварец и «Юденшлегеры»

Средневековый режим достиг полной законченности в Германии XIV и XV веков. В отношениях к евреям здесь выработался синтез гнета сверху и погрома снизу. Долгие упражнения привели к тому, что правители усовершенствовались в деле систематической эксплуатации своих «камеркнехтов», а народные массы — в периодическом устройстве эксцессов. Прочно смыкается тот магический круг, откуда нет выхода еврею; искание безопасности гонит его под защиту правителей, но эта защита оплачивается слишком дорого и при ограниченности промыслов гонит еврея в денежную торговлю; последняя дает христианам новый повод к недовольству, экономическая юдофобия соединяется с религиозной, разжигаемой клерикалами, и в результате — массовые погромы, опять усиливающие зависимость евреев от правителей. Еврей мечется между верхами и низами общества, угнетаемый там, избиваемый здесь. Он ищет успокоения в своем внутреннем мире, замыкается в своем квартале, в своей общине, резко обособляясь от враждебной среды, но вражда к замкнутому еще больше растет на почве подозрительности: врагам кажется, что еврей что-то замышляет, мстит христианству тайно, губит христианских младенцев, издевается над церковными сакраментами, распространяет эпидемию, — и снова повод для эксцессов толпы, воспитанной в суеверии и религиозном фанатизме.

Типичным немецким правителем той эпохи был Людвиг Баварец (1314-1347). Этот император торговал своими еврейскими «камеркнехтами», как товаром, продавал или закладывал феодальным князьям и городским магистратам целые общины с правом распоряжаться ими и взимать с них подати в течение определенного времени. Такими торговыми сделками изобилуют официальные акты тех лет. Подобно арагонским королям, германский император платил свои долги переводами на податные поступления от тех или других еврейских общин, а также брал деньги взаймы под залог этих доходов. Но тут операции были сложнее, так как император имел дело с многочисленными феодальными князьями, владетельными епископами и городскими магистратами, с которыми был связан денежными расчетами, а «еврейские регалии» были тогда наиболее верными векселями при таких расчетах. Еврейские общины Баварии (Нюрнберг, Аугсбург, Вюрцбург, Регенсбург), Рейна (Вормс, Шпейер) и Эльзаса (Кольмар, Страсбург и др.) фигурируют в подобных сделках как предмет купли и продажи, заклада и концессии, причем император именует свой товар просто: «meine Kammerknechte». В обращениях к самим общинам по этому поводу Людвиг именует их любезно «meine lieben Kammerknechte» (напр., во Франкфурте-на-Майне). Во многих местах евреи были обязаны платежом дани различным властям одновременно. Обещая свое «особое покровительство» поселившимся в Страсбурге евреям, император выговаривает себе ежегодную подать в 60 марок серебром (1330), а затем городской магистрат берет их также под свое покровительство за особую плату в пользу города, причем это не освобождает их от специального налога в пользу местного епископа. Таким образом евреи Страсбурга были данниками трех «покровителей». Вообще император был щедр насчет еврейского добра. За какие то услуги он отдал большую группу евреев в распоряжение бургграфа Иоганна в Нюрнберге, а когда задолжавший