халаты, плащи, наклон головы. Нет, нет, это точно Магдалина. Тем более Леонардо да Винчи был еретиком и состоял в тайном ордене по хранению секретов детей Иисуса. — Эбель вздернула бровь, и Джосайя громко стукнул чашкой по столу. — Ты еще скажи, что не знаешь символику приборов и еды на столе.

— Не знаю.

Джосайя улыбнулся, но, когда понял, что она не шутит, превратился в Стоунхендж.

— Боже помилуй, за что мне такая невежда на голову свалилась.

Он встал и потянул за собой Эбель. Они отошли к противоположной стене, чтобы взглянуть на картину издалека.

— Смотри, — ткнул профессор пальцем в Иуду, — видишь, рядом с ним рассыпана соль. Это символ предательства и потери религии. А еще у Иуды в руке мешочек, символизирующий его награду за идентификацию Иисуса. В нем тридцать сребреников. А еще позади апостолов три окна, и они поделены на три группы, что символизирует Святую Троицу. У апостола Петра в руках нож, которым он позже отрежет ухо солдату, арестовавшему Христа. На столе лежит либо угорь, либо сельдь — как знак веры или не веры. Ну, Эбель, ну честное слово, ну это же все так очевидно.

— Так же очевидно, как разгадать наилегчайший шифр с теми цифрами, что мы нашли на могилах?

— Что? — Джосайя повернулся к ней. — Ты нашла ответ?

Эбель лишь цокнула языком и направилась в главный зал. Джосайя быстро убрал за ними подносы с завтраком и, нагнав, замучил Эбель расспросами. Ну и, конечно, оставшийся час бубнил, какой же он был дурак и как же все это было очевидно, и вообще, рельеф Санди же менялся, и вот в начале девятнадцатого века какой-то там картограф что-то там сделал, и поэтому Джосайя запутался, и бла-бла-бла.

Эбель никогда не радовалась началу воскресной службы так, как сегодня. Кэруэл наконец-то замолчал, и разболевшаяся голова стала меньше гудеть. Мэр так и не соизволил приехать, и вместо него слово держала мисс Вуд. По правую руку от нее стоял отец Робинс, а по левую — мистер Янсен в своем черном плаще. Он вообще когда-нибудь менял одежду?

Речь, конечно, не могла закончиться быстро. И после долгого предисловия о том, как каждый исключительный важен для академии и как Хиггинсу трудно поддерживать здесь порядок и безопасность, мисс Вуд, опустив руки и сжав кулаки, готовилась объявить виновного.

— Боже, да когда же это кончится? Я успею умереть десять раз и воскреснуть, пока она договорит, — сказал Ноа за спиной Эбель.

Соль толкнула его локтем под ребро, и тот съежился, как улитка, которой разбили раковину.

— Молча стой и слушай, дебил.

— Как же ты жестока… — шипел он.

— Еще одно слово — и весь оставшийся день проведете в прачечной. Будете стирать простыни и гладить наволочки. Понятно вам? — сжав зубы, процедил Джосайя, и эти двое сразу закрыли рты.

— Мы безоговорочно доверяем расследованию и, — мисс Вуд громко сглотнула, — как ни больно мне это признавать, но убийцей оказался один из нас. Но можете больше не переживать. Тот, кто совершал все эти ужасные деяния, — мертв.

Все охнули, и по рядам вихрем закружил шепот студентов.

— Мы приняли решение не оглашать имя преступника, потому что это, несомненно, ранит многих из вас.

— Они же не нашли преступника, — шепнула Эбель на ухо Джосайе.

— Но кто-то же должен быть виноват, — пожав плечами, ответил он.

Мисс Вуд откашлялась и вновь продолжила свою речь:

— Спасибо, что оставались сильными все эти дни и что не потеряли доверие к нашей академии. Впредь мы постараемся больше не допустить такого. — Мисс Вуд улыбнулась. — А теперь передаю слово отцу Робинсу. Давайте помолимся за тех, кто нас покинул.

И священник затянул свою долгую песню, обдавая всех дымом тлеющего ладана и окропляя каждого святой водой.

Глава 7. Сладость или гадость

ЭБЕЛЬ

Первая неделя без убийств.

Напряжение все еще витало в стенах академии вместе с запахом благовоний, дымящихся в главном зале. Все медленно возвращалось на круги своя. Студенты, конечно же, сами нашли виновного и, дофантазировав, обвинили в убийствах Ребекку Мартинс. Якобы она не смогла простить Эрику, в которого была тайно влюблена, измену, а мистеру Пирсону… Для него они причины не придумали. В итоге она якобы не справилась с этим грехом и ушла из жизни добровольно. Амелия всячески пыталась обелить свою подругу, и Йонни ей старательно в этом помогал, но все, словно быки, уперлись рогами в собственные же домыслы и слухи. Джосайя был прав. Людям нужен виновный. Тот, кого можно закидать камнями и преподать другим урок. Тот, на фоне кого они могут казаться лучше, правильнее и добрее.

А тем временем наступил октябрь. Дожди все чаще поливали землю, а ветер еще старательнее стал срывать пожухлые листья с деревьев. С каждым днем становилось холоднее и холоднее. Темнеть стало раньше, светлеть позже.

Режим Эбель опять сбился, хоть после исповеди ей и удалось хорошенько выспаться. Ей и правда помогли та душная будка и священник, что сидел рядом, хотя к новой встрече с ним Эбель не готовилась. Но и отец Робинс не торопился звать ее на вторую исповедь.

Соль влюбилась в нового парня со своего факультета. Нейтан Купер создавал силовое поле вокруг себя, чем, возможно, и поразил ее. Другой причины, почему она втрескалась в рыжего парня с веснушками на туповатом лице, Эбель не нашла. Ноа тоже был в своем духе. Он умудрился закатить вечеринку на следующий день после воскресной службы, за что был наказан мистером Чампи и мисс Вуд. И наказание это он отбывал до сих пор. Каждое утро бегал вокруг академии один километр, каждый обед — три, каждый вечер — пять. Стоит ли говорить, что его хватало на пятьсот метров? И, хватаясь за левый бок, он всякий раз падал на землю и громко стонал. Тимо нравилось наблюдать за ним из окна. Он, кстати, стал совсем плохо себя чувствовать, и даже могильная земля на окне перестала ему помогать.

— Представляешь, кто-то был у моей могилы, — сказал он Эбель, когда вернулся после своей мертвецкой спячки.

— С чего ты