Преступница была крайне глупа и, похоже, пересмотрев фильмы ужасов, оставила после себя след в виде пятиконечной звезды. Видимо, хотела кого-то призвать или же просто произвести впечатление, кто ее знает. Но отец ее нашел. Он высчитал координаты последнего места: это был дом лесника у заповедника с медведями. Там преступницу и поймали.

Эбель долго смотрела на карту, искала на ней свой дом, школу, в которую ходила, парикмахерскую, где работала мама, офис газеты отца. И внутри все теплело от воспоминаний. Они успокаивали. Как и улыбка папы, чей образ отчетливо засел в голове Эбель.

— Ты был таким крутым, — положив подбородок на стол, сказала она. — Я горжусь тобой, пап.

Эбель рассматривала его почерк, линии, проведенные фломастером, неровные круги, восклицательные знаки на полях и цифры, написанные рядом с местами пожаров. Цифры… Везде были одинаковые цифры.

— Сорок пять, сто двадцать два, — повторила Эбель. — Сорок пять, сто двадцать два, сорок пять… — она бегала глазами от одного круга к другому, — сто двадцать два.

Наконец все беспорядочные мысли в голове улеглись на полки. И, вздернув рукав, Эбель посмотрела на записанный на коже шифр.

— Сорок пять и сто двадцать один, — прочитала она. — Да это же координаты!

Она тихо затопала от радости и быстро закрыла рот рукой, чтобы из него не вылетел восторженный крик.

— Все-таки, Р. Е. Девис, ты мне поможешь, — улыбнулась Эбель и притянула к себе книгу, которую до этого со скучающим видом отложила.

Быстро листая страницы, она открыла главу про определение широты и долготы и, сверившись с картой, нашла нужные значения. Ручкой, которую так и не отдала Джосайе, она нарисовала на руке новые знаки:

— Боже, боже, боже. — Эбель не терпелось найти место, спрятанное за этими координатами. — Первое — это северная широта, а второе — западная долгота. Три цифры после — это более точное значение, указывающее на определенную точку на карте.

Сверившись еще несколько раз с учебником по геодезии, Эбель напрягла все свои почти уснувшие извилины, чтобы точно найти то, что приведет их к новой разгадке. И она нашла.

Эбель недоумевающе посмотрела на карту. Ткнулась в нее почти носом, а потом отодвинула ее так далеко, что с плохим зрением уже было сложно читать мелкий шрифт.

— Что? — спросила она у самой себя. — За координатами скрывается наш собор?..

Теперь на карте красовался новый круг, где-то далеко от города Санди, глубоко-глубоко в лесу рядом с маленьким озером. И место это называлось Академия Скура.

За окном, как обычно, каркали вороны, а крупные капли дождя били по подоконнику, когда Эбель открыла глаза. Она проснулась от очередного кошмара, в котором ее отец раз за разом умирал на ее глазах, бросаясь в полыхающий театр, дом лесника и другие места, обведенные красными кругами на карте.

Сердце бешено колотилось, а в ушах звенело. Руки онемели из-за неудобной позы, спина затекла. Оно и понятно. Спать сидя за столом — такое себе удовольствие.

В библиотеке все еще было пусто. В коридоре тоже была тишина. Напряженное тело вмиг расслабилось, когда Эбель, вдохнув полной грудью, почувствовала запах знакомых духов. Одновременно горячий и сладостный аромат смешался с освежающим ментолом. Будто рядом жгли костер и дым осел на пропитанную ванилью кожу. Словно кто-то жевал мятную жвачку. Словно стекающая по дереву смола превращалась в густой сладкий мед.

— Реджис? — оглянулась Эбель.

Но мысли о нем больше не пугали. Не тревожили. Наоборот, успокаивали, как и этот аромат, дурманящий голову.

Он точно был здесь. Сидел перед ней на стуле, который, уходя, так и не задвинул за собой. И точно держал руку Эбель. Ту, на которой она спала. Теплые пальцы коснулись другой, холодной, почти окоченевшей руки, и по шее побежали мурашки.

— Сраный сталкер, — разозлилась она на Реджиса.

Хотя, скорее, на саму себя. Реджис не был рыцарем на коне, красавцем, мечтой Эбель и тем, о ком она могла бы думать, просыпаясь по утрам. Он был обычным грубияном с повышенным тестостероном и самомнением. Поэтому любые мысли о нем она старалась пресекать на корню. И сейчас Эбель отмахнулась от его лица, возникшего перед глазами. От медовых глаз, от длинной шеи, линии татуировок, торчащей из-под водолазки, вен на крепких руках, косухи, скрывающей широкие плечи…

— Фу, нет! — Эбель затрясла головой. — Перестань, дура.

Она расчесала волосы пальцами и пригладила взъерошенную челку, а после, потерев глаза, сладко потянулась, хрустнув позвонками. Во рту разлились кислые слюни, и, поморщившись от неприязни к самой себе, Эбель быстро собрала книги и, прихватив с собой карту, вернулась в спальное крыло.

Тимо, конечно, отчитал ее за беспечность. Он блуждал по коридору в ожидании Эбель и, как только она показалась из-за угла, тут же подбежал к ней и обеспокоенно схватил за руки. Не успела Эбель толком согреться, как снова заледенела, будто мамонт во льдах Антарктики, даже если их там никогда не было.

— Я переживал за тебя. — Тимо нервно поправил очки на носу. — Очень переживал. Почему ты так бездумно себя ведешь? Особенно когда в академии завелся убийца. А если бы он поймал тебя? Что бы ты делала? А я? Что бы я делал? Без тебя… — Он неловко откашлялся. — Без тебя я бы опять остался один. Я не хочу тебя терять. Прошу! Ты единственная, кто… Ты исключительная, но не в том смысле, что скура, а в том, что исключительная для меня. Ты единственный смысл… Моя жизнь… Точнее, не жизнь… — Тимо смущенно выдохнул и потер висок. Кажется, он бы покраснел, если бы только призраки умели краснеть. — Короче. Будь осторожна!

— Это ты мне так в любви признался? — не скрывая улыбки, спросила Эбель.

— Нет! Это… Просто…

— Значит, да?

— Значит, надо слушать, что тебе говорит мертвец, который при жизни не слушался других и в итоге оказался в гробу! В академии опасно!

Эбель долго успокаивала его и, наконец затащив в комнату, усадила на кровать. Рядом с горшком, в котором из могильной земли прорывался сорняк, Тимо пришел в