Шрифт:
Закладка:
— Почему ты боишься его?
— Ну, меня пугают мужчины в плащах, которые вламываются ночью в мотель, побеждают твою вторую личность в зеркале и забирают в академию, завязав глаза.
— Как он нашел тебя? — Эбель перебирала в шкатулке все чокеры Соль.
Жесть как их было много… Как они вообще поместились в эту маленькую обитую стразами коробочку?
— Говорят, у него дар чуять новых скур. Вот и меня он почуял, когда я была здесь проездом. И Ноа он забрал так же. Только у Ноа дар появился в детстве, и мать увезла его в Канаду на долгие годы. А когда вернула старшему брату, мистер Янсен забрал его. Спроси любого. Каждый попал сюда именно так.
Соль сидела на кровати, обнимая подушку. Тимо был рядом и внимательно слушал.
— Хочешь сказать, нас так мало? — Эбель примерила черный чокер из бисера. — Ну, в смысле, скур.
— Не знаю. Может, больше. Может, детей увозят в специальный детский сад, а стариков в какой-нибудь волшебный дом престарелых. Никто об этом не знает, как и о нашей академии.
— А как же скуры в Санди? Те маньяки, которых постоянно ловят копы.
— Ну, может, мистер Янсен и не такой всемогущий? Или просто не все из нас достойны.
— Я думаю, что это баланс, — вдруг сказал Тимо.
Он зашевелился и встал с кровати, обдав Соль холодным воздухом. Та поежилась и, зашторив окно поплотнее, натянула на плечи одеяло.
— Если бы в Санди не осталось скур, то не осталось бы и верующих. Ушли бы волнения. Прекратились бы бунты. Люди перестали бы испытывать ненависть и быть такими уязвимыми.
Тимо подошел к Эбель и сел в шкаф, который она открыла, чтобы достать кофту. Он говорил серьезно, будто сам был тем, кто и сохранял этот баланс.
— Толпа одержима страхом, а значит, — продолжал Тимо, — толпой можно легко управлять. Наш мэр и все его шестерки прекрасно это понимают. Вот он и сидит на двух стульях.
Эбель хотела спросить у него, откуда же все это знает он сам, но подумала, что Соль не поймет вопроса, который она задает шкафу. Да и было ясно как день: Хиггинс испортил жизнь всем исключительным. И Тимо явно был в их числе.
Застегнув кофту с белой вышивкой на груди, Эбель последний раз посмотрела в зеркало и подошла к двери. Идти на допрос не хотелось, но он проходил в кабинете шифрологии и под присмотром мистера Кэруэла, а значит, за всю эту неделю у Эбель наконец-то появился шанс нормально пообщаться с профессором и обсудить последний найденный шифр.
— Будь осторожна, — кинула подруге напоследок Соль. — И когда придешь, не шуми. Я хочу видеть сон про любимого Хенджина и не просыпаться оттого, что ты громко топаешь и хлопаешь дверью.
— Я буду ждать тебя тут, в шкафу, — сказал Тимо, сидя за закрытыми дверьми на горе одежды Эбель.
И, улыбнувшись, она вышла из комнаты в пустой коридор, где стояла только мисс Моретти.
Безлюдная академия пугала. Она стала казаться гигантской средневековой крепостью, в подвале которой мучают заключенных. И вой ветра ненароком стал напоминать их предсмертные крики. Эхо шагов стало громче. Воздух холоднее. Лики святых с витражей в главном зале косились с еще большим осуждением и, будто копируя священника, закатывали глаза, стоило скуре пройти мимо. Коридоры собора пропахли ладаном. Он дымил в лампадах, расставленных по углам, и отпугивал не только исключительных, но и пауков, которые уползали, бросив свою паутину.
Смертельную тишину нарушало пение отца Робинса. Еще он выслушивал исповеди в будке, которую успел посетить практически каждый студент. Кроме Эбель. Она все никак не могла найти силы не только чтобы открыться чужаку, но и признаться самой себе: в смерти отца виновата она. А может, и в смерти Ребекки, Эрика и Датча Пирсона.
Ведь все началось тогда, когда она поднялась из могилы.
— Не бойся, — вдруг сказала мисс Моретти, когда они подошли к кабинету шифрологии.
— Да я не…
— Мистер Янсен не такой страшный, как тебе кажется.
— Да мне вообще не…
— Просто ответь на его вопросы, и он отпустит тебя. Мистер Кэруэл проводит тебя до спального крыла.
Кажется, мисс Моретти все еще никак не могла оправиться после смерти студентов. Она любила каждого из них, даже несмотря на то, что те пропускали ее пары.
— Иди, — открыла она дверь в кабинет и нежно подтолкнула Эбель вперед.
В нос сразу ударил запах свежей краски, которой был покрыт деревянный пол. Бруна кивнула Кэруэлу, тот нежно улыбнулся, увидев ее, и, переведя взгляд на Эбель, улыбнулся и ей. Он встал из-за своего стола и, подойдя, осторожно коснулся ее спины.
У окна стоял мистер Янсен. Он рассматривал что-то на улице: кажется, птиц, летающих у дуба на кладбище.
— Ты как? — прошептал Джосайя.
Но Эбель не успела ответить ему.
— Со студентами могу говорить только я, — голос мистера Янсена будто хреново обработали в аудиоредакторе и накинули всевозможные шумы, помехи и другие ужасающие эффекты.
Джосайя проводил Эбель до стула, словно она сама не могла до него дойти, и посадил ее за стол. Мистер Янсен, скрипя своими кожаными сапогами, прошагал по полу и, так и не подняв взгляда, сел перед ней.
— С возвращением, Эбель Барнс, — вдруг сказал он.
Эбель нахмурилась.
— Как вам академия? Успели освоиться?
Эбель обернулась на Кэруэла, не понимая, что отвечать, но тот просто пожал плечами.
— Смотрю, ваше место заняли быстро, не так ли?
— О чем вы?
Мистер Янсен молча поднял руку и показал в окно. Эбель прекрасно помнила, что вид из него открывается на могилу, в которой недавно она была похоронена.
— Это часть допроса? — спросила она.
— Буду откровенным, — сказал мистер Янсен. — Вы под подозрением.
— Хреновый из вас детектив.
— Я наблюдал за вами. И я ждал.
— Чего?
Тело Эбель пробрало до дрожи. Может, из-за сквозняка?
— Думал, где ваше место. Размышлял. Ждал приказ. Но я ошибся.
— Я вас не понимаю. — Детектив