— Ты бы очень расстроил меня, но любить тебя меньше я бы не стал.

— А если бы я был убийцей? — хихикнул Реджис, надеясь услышать еще один ответ от отца.

Это была обычная игра, занимающая скучающего ребенка и папу, мечтающего о тишине и спокойствии.

— Реджис, мальчик мой, я всегда буду любить тебя. Что бы ни случилось, я буду на твоей стороне, — перевернувшись на спину, сказал он и, закрыв глаза, попытался задремать.

Вокруг сновали люди, играли с мячиком собаки, у пруда крякали утки. Пожилая парочка, сидящая в нескольких метрах от них, обсуждала очередную статью в газете и бранила скур, не дающих людям спокойно жить. Где-то далеко в коляске плакал ребенок. Ветер разносил запах пиццы с беконом, которую ел парень, сидя на лавочке. Кто-то позади шелестел страницами книги. Все это Реджис помнил до сих пор. Как и предательство отца, который соврал своему маленькому сыну.

Смерть Ребекки почти никого не удивила. Многие даже облегченно выдохнули, когда поняли, что больше никто не будет вытирать о них ноги. Сложно сказать, был ли Реджис рад этому, ведь смерть не может сделать никого счастливым, но… Надо признать, ему стало легче. Эрик не понравился ему с самого первого дня, когда на занятии у мисс Вуд он прижал Реджиса к стене со словами: «Особо опасный здесь один, и это явно не ты». Видимо, он не хотел делить славу и власть над другими, в частности «белыми» исключительными. Но Реджису эта власть даром не сдалась. Он хотел лишь тишины и спокойствия. Размеренной и обычной жизни ровно настолько, насколько жизнь скуры можно было назвать обычной. Он устал бежать и прятаться. Устал быть игрушкой в чужих руках. Устал быть преданным и быть… предателем.

Эрик правда был опасен, и Реджис радовался тому факту, что этот индюк додумался надеть перчатки. По словам Ребекки, которая вечно лезла Реджису под руку и буквально приклеивалась, как сраная рыба-прилипала, Лайне не то что спал в перчатках, но еще и мылся в них, боясь убить прикосновением самого себя. И Реджис был уверен, что это очередной слух, пока сам не увидел его в общей душевой. Там, кстати, был и Ноа. Забавлялся в одной из кабинок с близняшкой Аддерли. Лайне, кажется, привыкший к этому, даже не обращал внимания на стоны, разбивающиеся о мокрый кафель, но зато сразу заметил Реджиса, который кинул полотенце на скамейку. Эрик пару раз обернулся на него, будто хотел что-то сказать, но так и продолжил молча смывать пену с волос.

— Не нравится? — наконец спросил он Реджиса, когда тот бросил взгляд на торчащую за перегородкой шевелюру мокрых кудрявых волос.

Каменные стены, разделяющие душевые, были невысокими и закрывали обнаженных студентов лишь по плечи. Но и на том спасибо. Реджис не хотел видеть то, о чем потом долго бы жалел. Ему хватало розовых леопардовых трусов Ноа, в которых тот постоянно разгуливал по комнате.

Ноа не мог не раздражать. Это, видимо, было прописано в его ДНК. Тупоголовость, наглость и безрассудство. Ему было незнакомо стеснение, и если за первые три качества Реджис его осуждал, то последнему завидовал.

— Мне плевать. — Реджис не собирался признаваться в ненависти к соседу по комнате.

— В академии мало мест, где можно уединиться, — зачем-то продолжал говорить с ним Эрик. — Душевая — одно из них.

Реджис ничего не ответил и, намылив руки, заскользил ими по телу.

— Мы почти всё! Сейчас уже уйдем! — крикнул Ноа.

— Да? — запыхавшись, удивилась девушка.

— Да, малышка. У меня есть дела!

Какие у этого кретина могли быть дела после отбоя, Реджис не знал, поэтому счел это обычной отговоркой.

— Кстати, Редж, — Эрик закинул руки на разделяющую их стенку и положил на них голову, — не хочешь привести сюда новенькую?

Реджис стиснул в руке мочалку и с нажимом провел ею по шее. Горячая вода, стекающая по коже, обжигала. И от этого Реджис становился еще злее.

— Она же тебе тоже понравилась, верно? — Эрик знал, на что давить. — Ты, кстати, не думай. Она не в моем вкусе. Просто она… эм… новенькая.

Реджис вопросительно посмотрел на него.

— Ну, понимаешь, нас в академии всего ничего.

— Около пятидесяти, — крикнул Ноа и, наконец громко выдохнув, напоследок поцеловал девушку, макушка которой показалась из-за стены.

— И мы тут все друг друга знаем вдоль и поперек, — развел руками Эрик. — Уже скучновато стало, понимаешь?

— Не понимаю. — Реджис прикрылся, когда девушка прошла мимо него.

Она, не скрывая тела, взяла полотенце Ноа. И, обернувшись им, наконец вышла из мужской душевой.

— Ну не зазнавайся, Лайне. — Ноа повернул скрипучий кран, и из шланга потекла вода. — Не все девушки были у тебя в постели. Чи Соль, например.

— Мне зануды не нравятся, — бросил Эрик. Кажется, Ноа облегченно выдохнул. — Мне нравится новенькая. Тем более я могу быть первым, кто ее…

— Закрой рот, — сказал Реджис грубо и резко. — Если не хочешь сдохнуть в этой душевой, то закрой. Свой. Гребаный. Рот.

Эрик засмеялся. Так, будто его это вовсе не напугало.

— Эй, парни, — Ноа обеспокоенно вышел из кабинки, так и не выключив воду, — давайте без драк. Особенно в душевой. Мне не хочется смотреть на то, как вы скрестите здесь свои шпаги[23].

Реджис поморщился и, развернувшись, брызнул Ноа водой в лицо.

— У тебя там, кажется, были дела, — намекнул он ему.

— Да, мой верный друг! Спасибо, что напомнил. — Ноа подошел к крючку, на котором висело его полотенце. — Черт, вот же…

Но полотенца там уже не было.

— Значит, высохну и без него, — сказал он и, открыв дверь, вышел голым в коридор спального крыла мальчиков.

Эрик с Реджисом остались одни.

— Почему ты злишься, когда я говорю про Эбель?

Эрик выключил воду, а Реджис, наоборот, сделал ее еще горячее.

— Что между вами?

Между нами километры непонимания, ее потерянная память и моя вина в том, что я однажды бросил ее там, где должен был спасти.

— Ничего, — вместо этого ответил Реджис.

— Отлично, — Эрик приоткрыл дверь,