— Есть, — не подумав, ответила Эбель и, прикусив щеку, отругала себя за торопливость.

— Продолжай, дитя.

— Я ненавижу свою мать.

В кабинке повисла тишина. Вот что на самом деле глодало Эбель, терзало ее душу. Вот кто был виноват в том, что ребенок возненавидел себя из-за смерти отца. Шейла. Всему виной была чертова Шейла.

«Он погиб из-за тебя».

«Ты не заслужила зваться его дочерью!»

«Он бы отказался от тебя, если бы узнал, что ты сраная скура».

«Дьявол вселился в тебя из-за совершённого тобой непростительного греха».

«Ты его убила, Эбель. Это сделала ты».

Голос матери набатом раздавался в голове. Он разъедал сердце. Отравлял, будто яд. Выжигал все внутренности и, оставляя за собой лишь пепел, рождал внутри ненависть и злость.

Эбель долго не могла признаться себе в том, что мама стала для нее чужой. Не могла поверить, что родной человек мог причинить ей столько боли и в конечном счете… убить.

— Из-за нее я умерла, — сказала Эбель.

На горящих от злости щеках высыхали дорожки слез. Эбель, не чувствуя ни капли стыда и сожаления, была готова повторить эти слова еще раз и еще.

«Ненавижу свою мать».

«Ненавижу ее».

«Ненавижу!»

Хотелось заорать до потери голоса. Порвать связки. Все что угодно, лишь бы Шейла услышала крик умершей дочери. Вздрогнула. И снова побежала молиться в церковь рядом с домом. Эбель хотела, чтобы мать почувствовала такой же страх, какой испытывала Эбель, видя призраков. Чтобы почувствовала отчаяние и одиночество. И чтобы никто не смог помочь ей.

— Я ненавижу ее, — повторила Эбель священнику, и плечи ее опустились.

— Грех твой тяжел, дитя. Ты пренебрегла заповедью, и за это ты понесешь наказание.

Эбель было плевать. Она сидела и улыбалась в этой парилке, пропахшей ладаном.

— Мне нужно будет больше времени для общения с Богом, — продолжил священник со вздохом. — Я помогу тебе очистить душу и преклоню колени за тебя перед Отцом нашим Небесным в храме города Санди. И мы встретимся с тобой вновь, дитя. И тогда спадет с плеч твоих грех.

— Спасибо вам, мне и правда стало легче.

— Пока не за что благодарить меня, дитя. Пока не за что. — Священник раскрыл книгу. — А теперь помолимся.

Раньше всех придя на завтрак, Эбель положила себе на поднос самые лакомые кусочки еды и села за стол. Ела она в компании «Тайной вечери» — картины, где апостолы с Христом обедали перед тем, как он рассказал им о предательстве. Эта фреска была обычной копией, но выглядела все равно внушительно и немного пугающе.

— Что посоветуешь на завтрак? — раздался голос Джосайи, и Эбель почти подпрыгнула на месте.

— Овсянку с маслом. Кекс с изюмом. Дольки яблок. И чай. Кофе сегодня мисс Вуд почему-то не сделала. — Эбель кивнула в сторону еды.

Мистер Кэруэл, последовав ее совету, взял тарелку с кашей и выбрал самые красивые кусочки яблок. А затем, обойдя столы, сел рядом с Эбель.

— Любуешься? — Он тоже посмотрел на фреску.

— Ага.

— А знаешь, где находится оригинал?

— Мистер Кэруэл, прошу, хотя бы за завтраком…

— Считай это сводкой утренних новостей, — подмигнул он ей. — Так вот, оригинал находится в Милане. В трапезной церкви Санта-Мария-делле-Грацие.

Прервавшись, Джосайя положил яблочные дольки в овсянку и, смешав все это, намазал содержимое на кекс, который с превеликим удовольствием и откусил. Эбель поморщилась и отпила горячего чая.

— Эту картину у Леонардо заказал миланский герцог Лодовико Сфорца для своей жены, — жуя, продолжил мистер Кэруэл. — Она хотела, чтобы художник изобразил непринужденную трапезу, поэтому все персонажи сидят в ряд и над головой у них нет нимбов.

Эбель подняла глаза и, подтвердив слова Джосайи, вновь вернулась к поеданию завтрака.

— Сложнее всего Леонардо было рисовать Иисуса и Иуду. Есть интересная теория, жаль, неправдоподобная, о том, что Иисуса да Винчи списал с юного певчего из церковного хора. А прототип для Иуды он искал целых три года в самых злачных местах. И нашел его, лежащего в канаве. Помощники да Винчи притащили пьяницу в собор, и, пока тот ничего не соображал, художник с него рисовал. Интересно, что после того, как пьяница пришел в себя, он сообщил да Винчи, что уже видел его картину. Что три года назад он вел правильную жизнь и пел в церковном хоре и что именно тогда к нему подошел какой-то художник с предложением написать с него Христа. Вот так Иисус и Иуда на картине да Винчи, по легенде, списаны с одного человека.

— Ого, — искренне удивилась Эбель.

Джосайя тем временем закинул в рот измазанный в каше кекс.

— Кстати, во время работы да Винчи все время отвлекал настоятель в монастыре. Тогда Леонардо пригрозил ему, что спишет с него Иуду. Больше художника никто не беспокоил.

Эбель улыбнулась и вновь посмотрела на фреску. Иуда с Иисусом и правда были похожи.

— Ну, а еще ходят слухи, что апостолы сидят под стать знакам зодиака. Иисус, вот, козерог, а его возлюбленная Магдалина — дева.

— Что? — Эбель пробежала взглядом по лицам апостолов. — И где же тут Магдалина? Тут все мужчины.

— Ты не знаешь? — Джосайя поперхнулся чаем. — Мамма мия, какой позор.

Кажется, Бруна оказывала на него влияние. Эбель улыбнулась этому.

— По правую руку от Христа сидит ученик. Видишь, между ними образуется буква «М»? Ну, вот их плечи, наклон головы. Видишь?

— Ага.

— Леонардо зашифровал здесь слово Matrimonio, которое означает «брак». А теперь вспоминаем, что Мария Магдалина омывала Иисусу ноги, вытирала их своими волосами, а согласно традиции, это могла сделать только жена.

— Я думала, что это Иоанн Богослов. — Эбель тоже не была дурой и так же, как и все фанаты загадок и фильмов про да Винчи, интересовалась его работами.

Но, видимо, не в такой мере, как Кэруэл.

— Ну как же. — Джосайя отхлебнул чай. — Слишком уж все женственно в Иоанне. Поза, руки, ожерелье. Да ты только посмотри на одежду. Такая только у Иисуса. Больше ни у кого за столом, кроме отражающей его, словно зеркало, Марии. Одинаковые