— Как освободиться от этой муки?

— Я не знаю, хочу ли я быть свободным. — Его взгляд опускается дальше, к моей шее. — Ты можешь быть воплощением пытки и искушения. Но ты сила и власть. Ты проклятие и спасение, пойманные в ловушку изгибов, которые должны быть запрещены.

Щекотка удовольствия скользит по моему позвоночнику, как невидимый кончик пальца. Я сглатываю. Он снова смотрит на меня своими хищными глазами. И я снова не хочу, чтобы он останавливался.

Я поддаюсь.

— Ты хочешь?

Он издает низкий стон, притягивая меня ближе. Наши бедра соприкасаются. Одна рука обхватывает мои плечи, другая — волосы. Я вся напряжена от восхитительного напряжения. Еще. Еще. А потом отпустить.

— Я хочу этого так сильно, как никогда не хотел ничего. Так сильно, что это меня пугает. — Его клыки — маленькие полумесяцы, полные решимости вгрызться в меня. Я вздрагиваю. Я хочу этого, хотя для этого нет никаких причин. Он больше не ранен. Я не могу использовать оправдание выживания, чтобы объяснить это.

— Ты пил кровь вместе с остальными? — Одна только мысль о том, что к его губам прикоснулась чужая кровь, разжигает во мне отвратительную жилку.

— Я не мог, я думал только о тебе. Мне не нужен никто другой — ни кровь, ни тело. Ничто и никогда не будет так сладко на вкус, как ты.

— Ну, тебе нужно сохранять свою магию, чтобы бороться с проклятием. — Я не узнаю свой голос. Он более глубокий, почти знойный.

— Флориан, — пробормотал он, опустив тяжелые веки.

— Одно условие. — Я приподнимаюсь на носочки, чтобы прошептать ему на ухо. Мои руки раскинулись по его сильной груди, чтобы поддержать. — После этого я попробую тебя на вкус. Дай мне свою силу. Пусть я буду пьяна от нее. — Дай мне эту сладкую дымку магии. Она понадобится мне для того, что я хочу сделать в кузнице. Она нужна мне для собственного насыщения.

— Я буду делать это до тех пор, пока твое тело не выйдет из строя и ты больше не сможешь со мной справиться, — повторяет он слова, сказанные в ночь нашей клятвы, и опускается на меня. Его твердое тело прижимается к моему, приковывая меня к себе. Он прижимает меня к себе, приковывая мускулами и бархатом.

Я до боли закусываю нижнюю губу, когда его клыки вонзаются в мою плоть, и с наслаждением выдыхаю, когда все ощущения исчезают. Ни мышцы не болят, ни синяки, ни царапины от нашего долгого путешествия в глубины замка. Моя телесная форма исчезла, запертая в его объятиях для сохранности, а мое сознание погрузилось в колодец силы между нами.

Эта магия, магия крови, питает нас обоих. Обмен силой — его и моей. Мои пальцы ползут вверх по твердой плоскости рубашки, нащупывая метку у основания его горла. Он рычит, кусает сильнее, когда мои ногти очерчивают на нем кровавый след.

Из меня вырывается стон.

Он обхватывает меня сзади и поднимает на стол. Мои ноги инстинктивно обхватывают его. Руван откидывает меня назад, лучше раскрывая мою шею и грудь для его рта и рук.

Это должно быть больно. Я должна кричать. Но тепло стекает по моему телу, как кровь, и скапливается в глубине живота. Все мысли, метавшиеся до этого, затихли. Это именно то, чего я хотела.

Подарок в виде его укуса и тела закончился слишком быстро. Он отстраняется. Я пытаюсь удержаться, но он не дает мне этого сделать, и я соскальзываю со стола. Руван смотрит мне в глаза. Его волосы упали на лицо, превратившись в лунный беспорядок. Его золотые глаза блестят в тени, которую отбрасывает нахмуренный лоб, контрастируя с резкими движениями кисти художника по бледной плоти — так же поразительно, как и его окровавленные губы. Руван подносит руки к моему лицу. Один из его больших пальцев слишком легко скользит по выпуклости моей щеки. Смазанный кровью.

Он медленно проводит языком по клыкам, вырезая линию в мышцах и наполняя рот собственной кровью. Я понимаю, что он собирается сделать, за секунду до того, как он это делает. С моих губ срывается хныканье. Нужное. Бесстыдное.

Мне это нравится. Заставь меня умолять тебя, Руван. Мои внутренности расплавились. Дай мне силу, дай мне жизнь.

Его губы прижимаются к моим.

Я прижимаюсь к нему крепче, притягивая его ближе, ощущая вкус нас обоих на его языке. Он наклоняет мою голову, я разжимаю челюсти, поцелуй становится глубже. Его клыки касаются моей нижней губы. Больше крови. Больше силы. Больше чистейшего удовольствия, которое никогда не должно было существовать для меня, а теперь я не могу насытиться. Это все то, что было отвергнуто мной в деревне, а теперь все то, чего я хочу. То, что я, возможно, всегда хотела, если бы только позволила себе хотя бы попытаться представить.

И все же, даже когда я потакаю ему, ко мне возвращается хоть капля здравого смысла — мое достоинство как человека из Деревни Охотников. В нижней части моего живота закипает жар от конфликта. Что я делаю? спрашивает в глубине моего сознания женщина, выросшая в деревне. Это лорд вампиров!

Я отпускаю его, отталкивая от себя. Мир слегка кренится; я думаю, сколько крови я потерял. Но благодаря его крови, текущей во мне, я могу стоять на ногах. Мы переплелись еще глубже. Теперь я почти слышу его мысли.

— Ты... — Он не может подобрать слова, облизывая губы.

— Я не могу... Мы не можем... Я не могу, но я также... Я не могу сейчас ясно мыслить... Ты должен уйти. — Я спотыкаюсь о свои слова и поправляю одежду, удивляясь, когда она стала такой перекошенной. Я, конечно, очень хорошо чувствовала, как двигаются его руки... но не думала, что он так уж часто прикасается ко мне. Все превратилось в приятное размытое пятно. — У меня есть работа.

Руван делает шаг вперед; кончики его пальцев касаются моей руки.

— Работа не заставит себя ждать. Пойдем со мной в мою комнату. Останься со мной на ночь. — Его глаза все еще пьяны. Я ненавижу то, что его похоть все еще будоражит меня. Даже когда я только что удовлетворила эту потребность, она грозит вернуться снова. Может быть, именно поэтому мне всегда отказывали в плотских удовольствиях. Это отвлекающий маневр. Вкусный, декадентский