— Ах, — тихо дышит он, и звук превращается в низкий, грохочущий смех. — Мы ведь не предусмотрели такой случай, правда?

— Я поняла, что нет.

Звук каблуков его сапог, ударяющихся о каменный пол, отражается от потолка, когда он медленно приближается. Каждый шаг отдается эхом, как гром на далеком горизонте. Он молния, заставляющая мои волосы вставать дыбом.

— Что ты хочешь, чтобы произошло?

Я медленно вдыхаю в такт его поднимающимся рукам. Они нависают над моими плечами, на расстоянии вдоха от того, чтобы прикоснуться ко мне. Если бы я хоть немного пошевелилась, то могла бы отпрыгнуть в сторону или упасть на него. Я до сих пор не знаю, чего хочу больше, и это пугает меня. Я думаю о том, как он обнимал меня прошлой ночью, но мысли о том, как он прижимал меня к себе, переходят в мысли о том, как он украл меня, как он похитил меня из моего дома и напал на мою семью.

— Я хочу иметь возможность ясно мыслить, — шепчу я.

— Почему ты не можешь?

— Ты знаешь, причину.

— Наверное, да, если ты хоть наполовину так же запуталась, как я. — Он до сих пор не прикоснулся ко мне. Почему он не хочет меня трогать? Воспоминания о той комнате возвращаются с агрессивной ясностью. Бледный лунный свет, такой же, как сейчас в окне кузницы, отливает серебром чище, чем то, с которым я когда-либо работала.

Выдохнув, я снова оказываюсь в его объятиях на том забытом полу. Его клыки впиваются в меня. Я перестаю существовать, он перестает существовать. Мы одно целое.

Я качаю головой и делаю то, что уже должна была сделать. Я бросаюсь вперед. Я спотыкаюсь. Обхватив себя руками, я растираю бицепсы и пытаюсь избавиться от призрачного ощущения его рук на мне. Его рук под подушечками моих пальцев.

Я не могу позволить себе заполучить его. Я не могу...

Горячее напряжение, стремительно нараставшее между нами, начинает испаряться в прохладе ночи. Да, он молния, а я огонь. Одна слишком близкая искра — и мне конец. Я сгорю, и все, что останется, — это неутолимая потребность свести пространство между нами на нет.

— Ну? — требую я, не позволяя себе потерять концентрацию. — Что будет с нами и нашим уговором, если мы не сможем снять проклятие?

— Я не знаю, — признается он.

— Ты не знаешь, потому что не хочешь знать? Или потому, что не понимаешь магию, которая нас связывает? — Я наконец поворачиваюсь к нему лицом и жалею, что сделала это. Если бы я этого не сделала, то не увидела бы краткую вспышку боли на его лице. Я бы не увидела, как он сглотнул. Но я все равно почувствовала бы неуверенность, и этого было бы достаточно. — Ты бы не отпустил меня, — шепчу я.

Он молчит мучительно долго.

— Присутствие здесь кузнечной девы может оказаться полезным.

— Я бы никогда больше ничего для тебя не сделала, — клянусь я.

— Удержать тебя вдали от Деревни Охотников, прервать твою родословную — это может спасти грядущие поколения пробужденных. — Слова прозвучали нехарактерно жестоко. Я вижу по его выражению лица, что он не имел в виду их. Тем не менее, они все равно наносят ощутимый удар.

— Ты ничего не изменишь, если будешь держать меня здесь. Моя Мать научит кого-нибудь другого. Мой род очень длинный. Но мы не настолько горды, чтобы позволить единственному, что удерживает Деревню Охотников от захвата вампирами, умереть вместе с нами. Для этого мы слишком полны решимости выжить.

— Решимость выжить, — повторил он, приближаясь. — Да, ты упрямая, не так ли?

— Я нравлюсь тебе такой. — Я говорю, прежде чем успеваю усомниться в своих словах.

— Нравишься. — Он говорит так быстро, что я понимаю, что он не задумывался над словами, не говоря уже о чувстве, которое за ними стоит. Мое сердце начинает биться. Мир снова сужается, фокусируясь только на нем. На вампире, неторопливо идущем ко мне. Как будто он намеревается поглотить меня целиком.

— Тебе? — Я делаю шаг назад и натыкаюсь на стол; он загнал меня в угол. Его рот слегка приоткрывается. — Почему?

Он наклоняет голову, оценивая меня, как будто сам все еще пытается найти ответ на этот вопрос.

— Ты... — Слово зависает.

— Я?

— Я нахожу тебя... интригующей.

Я не могу сдержать смех.

— Интригующей? — повторяю я. — Я тебя заинтриговала?

— Да, и я хочу узнать тебя получше. Я хочу увидеть все твои частички.

— Я не инструмент, который ты можешь осматривать и использовать, как вздумается. — Я использую слова Вентоса, сказанные ранее. Это одна вещь, которую я знаю, понимаю. Несмотря на всю неопределенность моего будущего, я знаю, что больше никогда не хочу, чтобы меня воспринимали как инструмент или трофей. Что бы ни случилось здесь или в Деревне Охотников, я не позволю этому случиться.

— Я не вижу в тебе инструмента.

— Тогда просто развлечение. — Я выпячиваю подбородок, смотрю на него и стараюсь не замечать волнения внутри себя, когда он останавливается, становясь лицом к лицу. Я ухватилась за каменный стол, чтобы опереться.

— Я сказал «интригующая», — выдавил он из себя, напрягая челюсти.

— Вряд ли это комплимент.

— Это лучший комплимент, который я мог бы сделать, — парирует он. Это заставляет меня замолчать достаточно долго, чтобы он мог продолжить. — Мой мир был однообразен. Это была пытка, день за днем. Моей семьи больше нет. Все, кого я когда-либо знал, умерли или потерялись. — Он смеется с такой горечью, что я почти ощущаю ее вкус на своем языке, и у меня пересыхает во рту. — Даже такая простая вещь, как еда... чего бы я только не отдал за нормальную еду. Не пайки. Еду. Чтобы сидеть и наслаждаться. Самые незначительные вещи — это пытка. Пытка, которую я надеялся никогда не увидеть, но знал, что увижу. Пытка, которую я надеялся — и до сих пор надеюсь — прекратить. Твое присутствие здесь было первым, что нарушило бесконечность этой непреодолимой боли, которую я знал всю свою жизнь. Принесло проблеск тепла, оптимизма. Я уже совершил невозможное, когда ты была рядом со мной. Может быть, я не