Пока он говорит, по моему телу пробегают мелкие мурашки, словно я погружаюсь в слишком горячую ванну. Она охватывает меня, проникая в голову. Он не сводит с меня глаз, и мир сужается на нас вместе. В том, что он говорит, есть нечто большее, чем просто поклявшийся на крови. Я знаю это. Все, что он говорит, вся эта боль — все это реально.

Я открываю рот, но слова не идут. Звучит так, как будто он обижается на меня и в то же время делает мне комплимент на одном дыхании. Звучит так, будто я — последнее, что ему нужно, но он все равно желает меня. И я знаю, что для меня он все тот же. Он — ничто из того, в чем я нуждалась, чего ожидала или о чем даже просила. И все же...

Он — все, что я могла когда-либо желать. Такой же преданный, как и я, его делу. Яростный защитник. Глубоко несовершенное, умелое, прекрасное создание.

— Пожалуйста, скажи мне, что ты лжешь. — Это единственное, что я могу сказать. Единственное, о чем я хочу умолять, чтобы это было правдой.

— Я не могу тебе лгать, и никогда бы не стал.

— Я бы хотела, чтобы так и было, — шепчу я.

От моих слов напряжение между нами разрывается. Его руки освобождаются. Они ударяются о стол рядом с моими. Я оказываюсь зажатой между ними, откинувшись на камень.

— Уверяю тебя, чувства взаимны, — почти рычит он. Он пылает, но не яростью, а желанием.

— Я должна тебя ненавидеть. — Во мне поднимается паника, а вместе с ней и растущая потребность, которая отражает его потребность. Я не могу нуждаться в нем. Я не могу хотеть его. Не могу. И я напоминаю себе все причины, почему. — Ты убил мастера охоты. Ты убил — мог убить — убил бы — моего брата!

В его глазах огонь, он смотрит на меня. Я поднимаю подбородок и смотрю в ответ. Наши носы почти соприкасаются. Я думаю о нем в первую ночь, когда мы встретились, он назвал меня чудовищем, вырвал меня из дома. Я вспоминаю его вчерашний вечер, его рот на моем теле, наполняющий меня наслаждением, которое не должно быть возможным. Как все это стало таким сложным?

— Я знаю, что должен ненавидеть тебя, — рычит он, оскалив клыки. Вид их должен был бы вселить в меня страх, но вместо этого... во мне вспыхивает возбуждение. Я отдала ему так много крови, но мое тело готово отдать ему еще больше. Отдать ему все. — Ты была рождена, чтобы убить меня. Ты выковала бесчисленное множество оружия, которым убивали моих сородичей.

— Они были Погибшими; ты убиваешь и их.

Он ненадолго задумывается над этим, но его вердикт — только большее разочарование.

— Ты бы использовала это оружие против меня. Ты пыталась это сделать. Даже когда ты клялась мне в верности, ты думала о том, чтобы всадить серебряный кинжал мне между ребер.

— Ты хотел использовать меня, чтобы получить то, что тебе нужно. Ты видел во мне только инструмент, — парирую я.

— Я хотел быть хорошим с тобой, но ты очень усложнила мне задачу в те первые часы. — Уголки его губ слегка подрагивают. В этом гневе есть какая-то дрожь. Облегчение, которое так же хорошо, как и его клыки во мне.

Почему нам так нравится ненавидеть друг друга?

Нет... это не ненависть. Это отрицание. Желание ненавидеть. И это наше разрешение и наше прощение. Какая-то часть нас думает, что если мы все еще можем ненавидеть друг друга, то это оправдывает все остальное. Это оправдывает вчерашний вечер. Это оправдывает растущие желания, которые собираются разорвать нас на две части и снова сшить в единое целое.

Все можно простить — и эту потребность, и то, как мы собираемся действовать в соответствии с ней, — пока мы продолжаем исполнять свои роли врагов. Даже если это не так. Даже если мы уже давно перестали в них вписываться.

— Я никогда не хотела, чтобы ты был добр ко мне, — шиплю я сквозь стиснутые зубы. — Я хотела, чтобы ты меня ненавидел. Я и сейчас хочу, чтобы ты меня ненавидел.

— Но я не хочу. — Его нос касается моего. Наши губы почти соприкасаются. Я сгораю от его прикосновения. — И это заставляет меня хотеть тебя еще больше.

— Тогда давай ненавидеть друг друга до тех пор, пока мы не сможем этого вынести. — Я встречаю его взгляд. Это момент перед тем, как мы расстанемся. Последний вздох, который мы делаем сами. — Давай ненавидеть друг друга, чтобы простить себя за то, что мы хотим друг друга.

— Все инстинкты говорят мне «да». Но я никогда не смогу возненавидеть свою интригующую кузнечную деву, — шепчет он, опуская глаза к моим губам. — Я и не хочу. Я признал все причины, почему я должен это делать, и теперь я отпущу их. Я отдам их тебе.

В этом есть своя правда. Мы процветаем за счет ненависти, потому что это наше выживание. И все же... все же... что, если есть другой путь? Что, если я смогу найти его, выковать его? Я достаточно сильна, достаточно способна... может быть, только может быть...

— Как бы мне хотелось не обращать на все это внимания, — вздыхаю я.

— Лучше бы я никогда не приводил тебя сюда.

— Лучше бы я никогда не становилась поклявшейся на крови с тобой.

— Лучше бы я никогда не пробовал тебя на вкус. — Он облизывает губы.

— Тебя это тоже гложет? — Мне не нужно говорить, что это такое. Мы оба знаем. Я уверена, что воспоминания о той ночи, которую мы разделили, занимают его мысли почти так же бесконечно, как и мои.

— Каждую минуту бодрствования. Я не отправился в наши покои, чтобы даже попытаться заснуть, потому что знал, что ты будешь преследовать меня и там. Ты преследуешь меня каждый миг, когда я не прикасаюсь к тебе.

Я даже не думала о сне. Эта мысль была самой далекой от моего сознания, и я задаюсь вопросом, не из-за него ли это? Он подбросил мне эту