— Стазис останавливает распространения проклятия. Он не дает нам стать Погибшими или еще хуже. Но он не исцеляет нас. Как только мы пробуждаемся от сна, проклятие распространяется снова. — Наступает долгая пауза. Я не знаю, как долго, пока он не поворачивается ко мне лицом.

Я возвращаюсь в реальность из своих мыслей. Я чувствую выражение своего лица. Мои губы поджаты в недовольной гримасе. Мой лоб нахмурен. Я пытаюсь заставить свое выражение лица расслабиться, но это только усиливает ком в горле.

— Это все так... грустно.

Глаза Квинна устремились ко мне, слегка расширяются, брови нахмуриваются. Он прочищает горло.

— Участь вампира — это трагедия. Мы страдаем тихо, в одиночестве. Наш народ никогда не был далеко идущим, как эльфы или фейри. Мы никогда не обладали врожденной телесной силой наших ближайших собратьев, лыкинов, или глубокой магией сирен далеко на севере. Мы были слабы до того, как узнали о кровавом предании, и лишь в полнолуние могли спокойно общаться с теми, кто находится за пределами наших гор. И как только мы обрели силу, она была у нас украдена. — Он прерывает свои размышления с озадаченным выражением лица. — Я знаю, каким должен быть мой вопрос.

— Да? — Меня поразила его внезапная перемена. Увеличение интенсивности.

— То, что ты сказала о вампирах, что наши страдания принесли тебе горе, ты имела в виду?

Мой рот немедленно начинает формировать слово «нет». Но я останавливаю себя. Чувствую ли я симпатию к вампиру? Инстинкт подсказывает, что нет. Разум говорит, что я никогда не смогу.

Но сердце...

— Я сказала; я говорю. Я знаю, каково это — жить, чувствуя, что нет надежды, нет выхода, нет будущего, кроме мрачного, вымощенного чужими руками. И это судьба, которую никто не должен терпеть. На данный момент вампиры такие же жертвы, как и мы, — повторяю я слова Рувана.

Квинн медленно вдыхает и выдыхает что-то похожее на облегчение. Он проводит рукой по своим пыльным каштановым волосам, которые в солнечном свете окрасились в цвет ржавчины. Он качает головой, как бы выражая недоверие. Полагаю, мы можем разделить это чувство.

— Никогда не думал, что доживу до того дня, когда человек сжалится над нашим народом. Но с другой стороны, я никогда не думал, что увижу день, когда мой лорд, любой вампир, станет поклявшимся на крови с одним таким человеком. — Он опускает руку, протягивая ее как бы в знак мира. — Полагаю, если кому-то из людей суждено ходить среди нас, я рад, что это ты, кузнечная дева.

Я тихонько хихикаю. Наверное, Руван поделился правдой с Квинном и Колосом. Не то чтобы я возражала. Я не могу отрицать, что стала доверять им всем. Сжимая руку Квинна, я говорю:

— Полагаю, если мне суждено ходить среди вампиров, я рада, что это будет с твоим лордом и его ковенантом.

Квинн отпускает мою руку и кладет обе свои в карманы, как бы физически препятствуя тому, чтобы он когда-либо даже подумал о том, чтобы снова предложить мне такое мирное предложение. Я отворачиваюсь к окну, обдумывая, каким будет мой следующий вопрос к нему. Но нас прерывают.

Торопливые шаги Винни становятся все ближе, и она врывается в кузницу.

— Квинн, Риана-Флориан, идите скорее. Это Руван.

Сердце замирает в животе. Ее расширенные глаза, ее бешеный тон...

— Что это? Что случилось? — спрашивает Квинн, бросаясь ей навстречу. Я следую за ним, решив не отставать, влекомый иррациональным страхом, грозящим поглотить меня.

— Это проклятие. Он на грани того, чтобы стать Погибшим.

ГЛАВА 23

Мир был слишком тихим. Все было слишком неподвижно. Руван не просто спал... он был в беде.

Он пришел в кузницу, голодный и нуждающийся, потому что чувствовал, как его опустошает проклятие, вызванное укусом Падшего. Он болел, а я не замечала. В конце концов я оттолкнула его. Что, если ощущение, которое я испытывала от кинжала, вытягивало из него силы? Может быть, это моя вина?

Чувство вины прилипло ко мне плотнее, чем моя мокрая от пота одежда.

Но должна ли я чувствовать себя виноватым? Или это просто клятва поклявшегося на крови играет со мной? Мои мысли теряют форму, становятся жидкими, не в силах удержать вид в огне нарастающей паники. Я не могу понять, что реально, а что нет. Какие чувства мои собственные, а какие навязаны мне этой магической связью с вампиром?

Я знаю только одно: я должна добраться до него. Как только я увижу его, как только он окажется в пределах досягаемости, все снова обретет смысл.

Я думаю.

Я надеюсь.

Мы мчимся вверх и через банкетный зал. На одном дыхании мы оказываемся в покоях Рувана. Остальные — в главной комнате. Вентос расхаживает перед окном. Лавензия сидит на диване, где я должна была быть прошлой ночью, и тревожно сжимает руки между коленями. Я слышу голос Каллоса, доносящийся из комнаты Рувана.

Квинн обходит меня и направляется прямо в спальню. Я следую за ним, но Вентос встает на моем пути, сверкая на меня глазами.

— И что ты думаешь делать?

— Я иду к Рувану. — Я бросила взгляд на гору мужчин.

— Ты не нужна.

— Я могу помочь, — быстро говорю я. — Своей кровью.

Он фыркнул.

— Как будто человек может добровольно отдать свою кровь лорду вампиров.

Они не знают, я понимаю. Руван никогда не рассказывал им, что произошло, как мы выжили после нападения Падших. Почему? Он держал это в секрете как честную ошибку? Это вылетело у него из головы? Хотя, не похоже, чтобы у него было много времени для случайных разговоров с ними. Возможно, такой возможности не было.

А может быть, он стыдится тебя: ты же слышала, как они отзывались о том, что их бывший король работает с человеком.

Я отгоняю эту мысль. Это глупая мысль, потому что, чтобы стыдиться, он должен думать, что между нами произошло что-то значительное. Мы просто выжили, не более и не менее. Я также не обращаю внимания на этот мелочный шепот в глубине моего сознания, потому что... Мне все равно, что он — они думают обо мне. О нас. Об этом. О том, что происходит или не происходит между нами. Потому что ничего не было и нет. Мне все равно. Ни