— Я не хочу тебя убивать. — Только Лавензия находит в себе мужество заговорить под напором ярости и разочарования Рувана.

— Что? — шепчу я. Никто из них не слышит, хотя я ищу в каждом из них истину, отличную от той, что предстала передо мной.

— Ни один лорд или леди не ожидали этого от своего ковенанта, — торжественно произносит Вентос.

Руван избегает их пристальных взглядов и бормочет:

— Мы так близки, я чувствую это... Я должен продолжать работать.

— Если ты дойдешь до того, что проклятие возьмет верх, ты, скорее всего, станешь Потерянным, а мы не настолько сильны, чтобы убить тебя, — говорит Каллос, протирая очки. — Ты должен знать свои пределы — для всех нас, бодрствующих и дремлющих.

До меня наконец-то доходит, о чем именно они говорят: от него ждут, что он отправится умирать, покончит с собой, прежде чем проклятие сможет покончить с ним. Я думаю об иглах в воротах охотников. Ожидание лишить себя жизни до того, как он превратится в монстра, существует и здесь, и мое сердце сжимается от осознания этого.

Руван ничего не говорит. Он смотрит на свои руки, сгибая и расслабляя пальцы. Он как зеркало отражает то, какой я была, когда только приехала. Я и представить себе не могла, что между нами я буду сильной.

И мне понадобится вся моя сила.

Я вижу его разочарование, неуверенность, необходимость что-то делать, когда все кажется безнадежным. Мне слишком хорошо знакомы боль и разочарование, которые он испытывает, и я никому не пожелаю этого. Но Каллос прав: Руван сейчас ограничен, он должен относиться ко всему проще.

У меня, однако, нет таких ограничений.

— Возможно, есть способ продлить силы Рувана в борьбе с проклятием, — говорю я. Все взгляды устремлены на меня. То, что я собираюсь предложить, — маловероятно, я знаю это. Но это может быть нашим единственным выбором — если кровь — это сила, а кровавое предание — это кровь, ставшая еще более сильной, то Рувану нужна сила через кровавое предание. И нет ничего сильнее, чем — Эликсир Охотника.

Вентос вцепился мне в горло, кулак вцепился в рубашку.

— Ты хочешь, чтобы он выпил то, что сделали охотники?

Он едва успевает сказать, как рука Рувана оказывается на его запястье. Костяшки пальцев Рувана побелели, когда он схватил его и скрутил с огромной силой, которую не показывает его тело. Вентос вздрагивает, и его хватка ослабевает. Я снова свободно дышу. Руван отдергивает руку Вентоса от меня, но удерживает ее и мужчину на месте, говоря почти слишком спокойно:

— Еще раз тронешь ее, и будут последствия.

Комната потрясенно молчит, я в том числе.

Руван ослабляет жесткий взгляд, которым он смотрел на Вентоса, и отпускает крупного мужчину. Вентос отходит, потирая запястье, выглядя скорее растерянным, чем обиженным. Руван поворачивается ко мне с небольшой улыбкой, как будто он только что не угрожал одному из своих.

— Ты говорила?

Я пытаюсь собраться с мыслями после этой вспышки.

— Я знаю, это не идеальный вариант. Но... то, что мы только что сделали, то, что мы только что приготовили в чаше, выглядело почти так же, как Эликсир Охотника.

Винни поднимает руку.

— Что такое Эликсир Охотника?

— Никто не знает, кроме мастера охоты. Именно он отвечает за его приготовление и применение. Рецепт охраняется более тщательно, чем само вещество, а это о многом говорит — кража любого из них карается смертью. — Я потираю затылок, вспоминая ночь перед Кровавой Луной, Дрю сжимает в руке обсидиановый флакон. — Охотники хранят эликсир в обсидиановых флаконах. Точно так же, как вы храните здесь кровь, чтобы сохранить ее свежесть.

— Любопытно, — пробормотал Каллос, поглаживая свой подбородок.

— Это то, что я выпила в ночь Кровавой Луны — то, что заставило тебя сказать, что на мне было использовано кровавое предание. — Я снова смотрю на Рувана. — Мой брат отдал мне свой эликсир и сказал, чтобы я пила его только в случае необходимости. В город пробрался Погибший... и когда я выпила, вампир почувствовал меня даже через соленый порог.

— Точно так же, как я чувствовал тебя на болотах, — мягко говорит Руван, подтверждая мою теорию.

— Я, конечно, не знаю, как они делают эликсир, но думаю, ты прав, это что-то вроде кровавого предания. — Наконец-то я готова признать это вслух. — И он могущественный. Он может сделать человека достаточно сильным, чтобы сражаться с вампиром. Тот глоток, который дал мне брат, был особенным, так он сказал. Но благодаря ему я — кто-то, кто не является охотником, — могу сразиться с самим лордом вампиров. Это также означает, что Дрю должен знать, где можно достать еще больше этого напитка. — Если он еще жив. Но я все еще отказываюсь верить в обратное. — Если мы сможем украсть немного, может быть, это поможет дать тебе силу, чтобы отгонять проклятие так долго, как тебе нужно?

Все молчат, обдумывая эту информацию. Я как на булавках жду их вердикта.

— Это может сработать. — Первым заговорил Руван. Затем и остальные, как будто ждали его разрешения и оценки.

— Это может стать для нее способом сбежать обратно через Фэйд и рассказать своим человеческим товарищам все, что она знает о нас. — Вентос всегда уверен во мне.

— Я не убегу и не предам ваше доверие, — говорю я.

— Откуда мы можем это знать?

— Я поклялась ему — помогать всем вам. Я не могу сделать ничего, что могло бы навредить кому-то из вас, по крайней мере, до тех пор, пока проклятие не будет снято. И я... — Я останавливаюсь.

— Ты что? — требует Вентос.

— Я не сделаю этого даже после того, как проклятие и клятва будут сняты, — тихо заканчиваю я.

Он фыркает.

— Как мы можем ей верить?

— Я верю, — предлагает Винни. Лавензия все еще выглядит неуверенно, но не говорит, что не согласна, что я расцениваю как хороший знак.

— Я тоже верю. И, по крайней мере, этот эликсир стоит изучить, — добавляет Каллос. — Знание того, что есть у охотников, поможет нам — или будущим лордам и леди — в нашей борьбе.

Что я наделала? Я даю людям, готовым убить всех и все, что я когда-либо любила, доступ к одной из