Шрифт:
Закладка:
Генерал Баташов, узнав о провале наступления, с горечью размышлял о судьбе войск, брошенных на основательно укрепленный немцами район Мазурских озер. Первые сводки с полей сражения были неутешительными.
– Разрешите? – оторвал генерала от тревожных мыслей поручик Свиньин.
– Проходи, Алексей. Какие новости ты мне принес? – спросил обреченно Баташов, прекрасно понимая, что хороших вестей ждать неоткуда.
– Расшифрованы две директивы Гинденбурга. Первую мы перехватили еще в конце января. Шифр был новый, и потому нашим криптографам пришлось попотеть. Вторая была перехвачена перед началом нашего наступления.
Поручик положил на стол бумаги и застыл в ожидании приказания.
– Присаживайся, Алексей, – предложил генерал. – Я только ознакомлюсь с телеграммами и тут же верну их тебе.
В первой, предварительной директиве, Гинденбург определял контуры грядущей операции. Вторая директива устанавливала четкие сроки, силы и направления ударов. 8-я армия фон Белова начинает 7 февраля, 10-я армия фон Эйхгорна переходит в наступление 8 февраля. Общий замысел операции сводился к охвату флангов 10-й русской армии. Обходящие группировки германских армий должны встретиться в районе Августова, где по идее командования и должно замкнуться кольцо окружения.
Ознакомившись с телеграммами, Баташов с горечью промолвил:
– Немцы знали о планируемом нами наступлении заранее. Здесь одно из двух. Или они продолжают легко взламывать наши шифры, или в штабе 10-й армии и в самом деле работает немецкий агент.
– Может быть, все-таки полковник Мясоедов? – неуверенно промолвил Свиньин, прекрасно зная об отношении Баташова к делу полковника.
– Этого не может быть, потому что он полностью отстранен от всяких секретов и занимается лишь анализом сведений, добытых войсковой разведкой.
– Но он мог услышать о готовящемся наступлении от кого-то из штабных офицеров, – продолжал настаивать поручик.
– И это мало вероятно. Даже если он что-то подобное и услышал, то передать куда-то информацию он, из-за постоянного наблюдения за ним, никоем образом бы не смог, – уверенно заявил генерал, – и поэтому я больше всего грешу на незамысловатый шифр наших телеграмм. Несмотря на все наши предосторожности, немцы читали и продолжают читать наши шифротелеграммы намного скорее, чем мы их секретные депеши. Ну с этим более или менее понятно. Меня больше всего тревожит появление неизвестной нам армии и ее командующего фон Эйхгорна…
Баташов задумался, перебирая в памяти недавние донесения агентов. Вспомнил информацию, поступившую из Кёнигсберга о том, что с запада проследовали десятки воинских эшелонов с людьми, техникой и орудиями, которые разгружались в чистом поле, в 50 километрах от фронта, и что туда же передислоцировалась и Кёнигсбергская ландверная дивизия. Бонч-Бруевич, которому было об этом сразу же доложено, отнесся к сообщению начальника контрразведки довольно скептически.
– Немцы не такие дураки, чтобы развертывать в чистом поле войска, – категорически заявил он, – у них все делается по плану. Сначала строятся казармы, затем передислоцируются солдаты.
Но на всякий случай он поставил задачу проверить эти данные силами войсковой разведки. Через несколько дней разведчики, направленные разведотделом 10-й армии, напоролись на засаду и в спешке вернулись ни с чем. На этом вопрос был закрыт.
«А я, занимаясь текучкой, не настоял на повторной проверке, – с сожалением подумал генерал, – и вот теперь мы пожинаем плоды такого неподобающего отношения к этой достаточно ценной информации. Разведка просто проморгала формирование у нас под носом целой немецкой армии, о которой мы и не догадывались и которая сейчас жмет армию Сиверса с севера».
– Алеша, принеси мне, пожалуйста, справочник немецких резервистов, составленный по показаниям пленных немецких генералов, – распорядился Баташов, оторвавшись от горького раздумья.
Когда поручик принес тонкую, отпечатанную на машинке в единственном экземпляре брошюрку, Баташов нашел в ней и имя генерала Германа фон Эйхгорна, который до 1912 года командовал XVIII армейским корпусом, а перед войной вышел в отставку.
«Недаром Гинденбург собирает вокруг себя ветеранов франко-прусской кампании и копит силы, – подумал он. – Вполне возможно, что и Лодзинская, и нынешняя операции для него всего лишь пролог к предстоящему броску на Варшаву…»
Когда Баташов доложил Бонч-Бруевичу о неожиданном появлении против Северо-Западного фронта новой германской армии, генерал возбужденно всплеснул руками:
– Как это может быть, чтобы целая армия формировалась у нас под боком, а мы об этом ни сном ни духом?
– Недели две назад я информировал вас о подозрительном скоплении прибывающих с запада войск в 50 километрах от фронта, – напомнил Баташов.
– Но разведка не подтвердила эту информацию, – уже более спокойным, примирительным тоном промолвил Бонч-Бруевич, явно осознавая свою вину. – Сейчас уже нет смысла ворошить прошлое! Надо как-то выходить из этой внезапно сложившейся трагической ситуации. Что вы предлагаете? – задал он свой обычный в момент растерянности вопрос.
– Необходимо отвести корпуса на вторую линию обороны, пока клещи германских армий не сомкнулись, – уверенно предложил Баташов.
– Отступление, опять отступление… – обреченно пробормотал Бонч-Бруевич. – На то, чтобы корпуса организованно отошли, необходимы время и резервы. А ни того, ни другого у нас нет!
– А вы порекомендуйте главнокомандующему обратиться за подкреплением в Ставку…
– Николай Владимирович что-то разболелся, – поморщился, словно от зубной боли генерал-квартирмейстер, – и сейчас просто не в состоянии принимать решения. Да и просить резервы у Верховного он не будет. Вы же сами знаете почему.
Баташов вспомнил недавнее совещание в Ставке, в ходе которого Рузский, войдя в роль освободителя Польши, начал настаивать на том, что самым главным направлением в весенней военной кампании является именно Северо-Западный фронт, и поэтому его необходимо укрепить, направив из резерва не меньше двух, или даже трех армейских корпусов.
– После усиления фронта я мог бы выбить немцев из Восточной Пруссии, – самоуверенно заявил он.
– Вы считаете, что Гинденбург не намерен наступать и вам нет необходимости, пока есть время, укрепить оборону? – спросил неожиданно Верховный главнокомандующий.
– Куда ему наступать, когда он до сих пор зализывает раны после того, как армии под моим руководством накостыляли ему под Лодзью…
– Мне не послышалось, насчет того, что войска под вашим руководством накостыляли немцам? – перебил Рузского главнокомандующий Юго-Западным фронтом Иванов. – Но насколько я знаю, уважаемый Николай Владимирович, это благодаря вашему нерешительному руководству армейская группа фон Шеффера хоть и с большими потерями, но вышла из окружения. И заранее заказанные вами эшелоны для транспортировки немецких военнопленных попросту не понадобились…
– Я не потерплю ваших грязных намеков! – вспылил неожиданно Рузский, и лицо его тут же покрылось красными пятнами. – Вы не имеете права указывать мне, как воевать. Разве можно сравнить то, что делаете вы, и то, с чем приходится постоянно сталкиваться мне? Всем
